Солдаты с самого начала восприняли революцию как освобождение от войны. Именно так они и поняли демократическую формулу мира. Революция немедленного мира не дала, и это обусловило отход солдатской массы от революции и ее вождей. Например, отношение солдат к Керенскому имело отнюдь не революционный, а черносотенно-погромный характер. Настроения недавнего съезда XII армии точно так же далеки от революционных.
Разочаровавшись в революции, солдаты поддерживают большевиков. Но и здесь они не доверяют центру и стремятся к заключению перемирия самостоятельно на отдельных участках фронта.
Солдатский бунт есть бунт против революции, пролетариат же лишь вовлечен сюда силою солдатского движения, ничего общего с классовым движением не имеющего. Поэтому связать себя с большевиками было бы ошибкой партии.
Мы не можем быть и против большевиков, но признать право страны свергнуть их вооруженной рукой мы должны.
Речь Орлова639
Вхождение наших товарищей [в правительство] было бы ошибкой, т. к. им не на что было опереться: мелкая буржуазия была неорганизованна, лучшая же, наиболее сознательная часть пролетариата поглощена войной.
В настоящий момент мы изолированы. Мы не можем идти ни с мелкой буржуазией, т. к. она в определенный момент повернется против пролетариата, ни с большевиками, т. к. это значило бы санкционировать анархию.
Мы должны направить наши усилия на пролетарское строительство. Демобилизация армии, мобилизация промышленности -- вот области нашей работы. С другой стороны, мы должны толкать мелкобуржуазные круги, которым придется взять власть для разрешения аграрной программы. Не можем мы отказаться и от связи с большевиками. Нам нужно установить эту связь раньше, нежели массы уйдут от большевиков. Начавшийся уход заставит и самих большевиков искать выход. Этот выход -- однородное м[инистерство] для творческой работы в области аграрной и др[угих] социальных реформ.
После речи тов. Орлова вносится, но отклоняется большинством предложение о гильотинировании прений640. Слово представляется тов. Ф. Дану.
Речь Дана
Здесь было заслушано три доклада, и я не могу согласиться ни с одним из них. Тов. Мартов дал совершенно неверный, исключительно абстрактный анализ революции, не создав картины действительного соотношения сил. Он упустил из виду важнейший фактор нашей революции.
Действительно, более 10 миллионов наиболее здоровых людей были вырваны из обычной обстановки хозяйственной жизни, были деклассированы641. В силу этого обстоятельства в нашей революции превалировал деклассированный характер ее при относительной слабости классовых элементов. Движению оказались присущи черты, характерные для люмпенпролетарского движения.
Но нужно помнить в то же время, что в данном случае мы имеем дело не просто с деклассированной группой, а с группой, собранной в роты, полки и т.д., т.е. с постоянной армией -- силой, по существу, контрреволюционной.
Русская революция была произведена контрреволюционной силой. Отсюда ее размах и ее слабость, обусловленная отсутствием здорового классового фундамента. Это обстоятельство нельзя забывать ни при анализе прошедшего, ни при построении ближайших перспектив.
Тов. Мартов говорил, что уже во время Демократического совещания мы проявляли склонность к образованию однородной демократической власти. Но ведь эта наша склонность вытекала из того обстоятельства, что уже тогда обнаружилось стремление солдатских масс к похабному миру и анархо-синдикалистские тенденции в рабочей среде. Однородная власть признавалась нами лишь в предвидении крушения революции как средства спасения того, что еще можно спасти. И сейчас мы готовы идти к созданию однородного социалистического министерства, если нет другого средства спасения. Но это не значит, что мы далаем шаг вперед. Мы стремимся таким путем дать возможность пролетариату наиболее безболезненно отступить с занятых им анархо-синдикалистских позиций.
Я согласен с Либером насчет превалирования в нашей революции деклассированных элементов. Несомненно, на местах это чувствуется еще яснее: движение сказалось больше именно там, где сильнее местные гарнизоны. Этой особенностью движения и объясняется реакционный, контрреволюционный характер большевистской диктатуры.
Но все же нужно признать, что в движение это втянуто огромное большинство пролетарских масс, подчиненных ему иллюзией с помощью штыков совершить социальный переворот. Эта иллюзия настолько глубоко проникла в рабочие массы, что даже петроградские рабочие-меньшевики иногда спрашивают: "А почему это невозможно?"
Читать дальше