Ю Мартов - Письма и документы (1917-1922)

Пролетариат остался пассивен к движению. Маленькие отряды Красной гвардии633 тонули среди массы солдат. Настроение у рабочих кварталов было не то выжидательное, не то равнодушное; поэтому нельзя говорить о народной войне, поднявшейся и снесшей коалицию.

Характерно другое: поразительное равнодушие масс, позволяющих группе режиссеров, опираясь на силу штыков, совершить переворот. И в этом перевороте поэтому гораздо больше не Европы, а Азии.

Что этот переворот по существу военный, видно и из того, что теперь, в новой власти634, гораздо сильнее приходится считаться с мнением солдатской массы, чем с мнением рабочих.

Оратор оспаривает мысль, что февральская революция порождена усталостью армии и народа от войны. Скорее наоборот: в народе и армии была боязнь предательства, зародившегося в царских дворцах; революция совершилась на почве продовольственной разрухи. Но важнее другое: то, что в перевороте сыграли роль мотивы не отчетливо государственные и что оно не выросло в национальное чувство движения во имя спасения страны635. И это сыграло фатальную роль. Не было в русской общественности национальной спайки перед революцией, не принесла ее и революция. В этом отношении все классы одинаковы. Говорят, в восемь месяцев коалиция изжила себя. Оратор отвечает: никакой коалиции не было. Это обвинение не одной стороны, а обеих. И когда слышатся теперь призывы к однородной социалистической или демократической власти, то хочется указать, что ведь у нас все время такая власть была с небольшими фиговыми листочками в виде отдельных буржуа-министров. Коалиции, принявшей определенный компромисс и проводившей его в жизнь, не было, ибо не было в русской действительности реальных условий для действительной коалиции -- не было ни в рядах буржуазии, плохо организованной, ни в пролетариате, носившем в себе многое от вольницы XVII века [и] не знавшем необходимости ограничения своих требований известными рамками. Правда, пролетариату с самого начала говорили о буржуазном характере революции, но наряду с этим твердили и о том, что вот-вот начнется мировая социальная революция. Эта проповедь нашла благоприятную почву, и максималистские идеи победили: революция -- так революция до конца! Эта вера в возможность перескочить через рамки буржуазной революции должна быть изжита; и мы присутствуем при интересном процессе ее изживания. Всякий имеющий очи видит его: ведь преграды исчерпаны, "буржуев" у власти нет, никто, кажется, не мешает, и все же сделать социальную революцию не могут, ибо мы живем не в передовой стране, где готовы посылки для социальной революции, а в самой отсталой. Все время говорили, что буржуазия не может решить задач революции. Но последний месяц с наглядностью показал, что пролетариат еще меньше может. Это не осуществилось. И сейчас мы присутствуем при начале поворота масс от большевизма. Как бы слаб он ни был, но он несомнен. Дальше же он примет катастрофический для большевиков характер. Вероятны анархические конвульсивные попытки, но это уже будет агония. Все здоровые элементы неизбежно отойдут от большевиков. И теперь наше положение в высшей степени ответственно. Мы можем подойти к массам, -- впервые с надеждою быть понятыми, -- с призывом не только к классовой самостоятельности, но и национальному единению.

Между тем наша партия сейчас переживает катастрофическое состояние. Она стерта почти совершенно с политической арены. Здесь многое зависит от субъективных условий. Но хуже другое -- мы не собрали сколько-нибудь сильных кадров, способных противопоставить себя большевикам. Мы метались между теми и другими. Мы не выявили своего лица перед массами. За это мы расплачиваемся. Теперь мы должны стать определенными. Мартов опустил из виду этот начинающийся поворот масс. А между тем он для нас решающий факт. В момент такого перелома мы должны провести грань между большевиками и собой, иначе поворот настроения выбросит с ними и нас. Если мы хотим быть партией не только сегодняшнего, но и завтрашнего дня, то мы должны как можно скорее провести это отмежевание.

Другой вопрос: как будем осуществлять идею национального единения. Здесь, конечно, существенно то обстоятельство, что нас почти не будет в Учредительном Собрании. И как действующая сила соглашения мы, может быть, не нужны. Но независимо от этого мы должны стоять за национальную концентрацию. Идея национального единства должна стоять в центре нашей тактики.