Но довольно о коммунизме в национальных границах. Немногим лучшие плоды приносила коммунизму его деятельность в мировом масштабе. Рассматривая капитализм как явление всемирное, марксисты стояли на том, что расправа с ним также должна быть всемирным делом: клич «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», брошенный в 1848 году Коммунистическим манифестом и впоследствии подхваченный как социалистами, так и коммунистами, явился установкой на международную солидарность трудящихся.
Их единство оказалось фикцией. Какие бы чувства ни связывали людей с их классом, территориальные и этнические привязанности всегда и повсюду оказываются сильные. Стоит только появиться угрозе, исходящей от чужого государства, как разные классы объединяются. Социалисты усвоили этот урок в 1914 году, когда, вопреки всем клятвам, национальные партии Второго Интернационала, почти все без исключения, поддержали свои «буржуазные» правительства и проголосовали за войну. Ленин еще раз выучил этот урок в 1920 году, когда польские рабочие и крестьяне объединились для защиты своей страны от Красной Aрмии, вторгшейся в Польшу, чтобы «освободить» их от эксплуатации. Такое повторялось снова и снова.
И происходило это не только в так называемых классовых обществах. Даже в странах, где правили коммунисты и где общество считалось бесклассовым, господство Советского Союза вызывало раздражение, и при всяком удобном случае делались попытки от него избавиться. Впервые это случилось в Югославии, но наиболее выразительно проявилось в Китае. Не прошло и десяти лет после прихода китайских коммунистов к власти, как они заявили о своем праве воплощать в жизнь и распространять собственную модель марксизма и, утверждая это право, почти развернули войну против Советского Союза, прежде бывшего для них наставником и образцом. Красные кхмеры пошли еще дальше, настаивая на своей самодостаточности и утверждая, что их коммунизм не имеет ничего общего ни с русской, ни с китайской его моделями. Подобным же образом европейские коммунистические движения выступили с требованиями плюрализма («полицентризма»), причем еще в то время, когда советское могущество находилось на своей вершине.
Единственный способ, каким Москва могла нейтрализовать эти центробежные силы в международном движении, состоял в том, чтобы держать заграничные компартии в состоянии слабости и, соответственно, полной от нее зависимости; едва возрастала поддержка со стороны избирателей, как эти партии тут же начинали требовать для себя автономии и даже независимости. Отсюда дилемма: международное коммунистическое движение либо оставалось изолированным и немощным, послушным орудием Москвы, но не очень ей полезным, либо набирало силу и влияние, в каковом случае высвобождалось из-под власти Москвы, разрушая тем самым единство мирового коммунизма. Это было то самое положение, о котором говорят: третьего не дано.
Эти изъяны, внутренне присущие коммунизму, отмечались многими его приверженцами, что приводило к появлению всякого рода «ревизионизмов». Правоверные коммунисты, однако, в срывах и неудачах видели не свидетельство ошибочности учения, а указание на то, что его проводили в жизнь недостаточно решительно. Подтверждая данное Джорджем Сантаяной определение фанатиков как людей, удваивающих свои усилия после того, как забывают, чего они, собственно, добиваются, коммунисты пускались во все более дикий разгул с резней и убийствами. В итоге, продвигаясь от Ленина к Сталину и от Сталина к Мао и Пол Поту, коммунизм оставлял на своем пути все более обширный океан крови.
В общем, коммунизм провалился — и был обречен на провал — по крайней мере, в силу двух причин; во-первых, потому что для введения равенства, то есть для достижения его главной цели, необходимо создавать аппарат принуждения, который требует себе привилегий и тем самым отрицает равенство, и во-вторых, потому что этнические и территориальные привязанности, коль скоро они вступают в противоречие с классовой солидарностью, повсюду и во все времена берут верх, растворяя коммунизм в национализме, чем и объясняется, почему социализм так легко сочетается с «фашизмом». Сознавая эту реальность, коммунистическая партия Российской федерации, с начала 1990 года ставшая преемницей КПСС, отказалась от лозунга, зовущего к объединению пролетариев всех стран.
Германо-итальянский социолог Роберт Михельс, предвидевший такой поворот событий, не ошибся в предсказании, что «социалисты могут восторжествовать, но социализм — никогда».
Читать дальше