Артем Драбкин - А мы с тобой, брат, из пехоты. «Из адов ад»

— Когда Вас призвали?

— 5.6.1942, в день моего восемнадцатилетия. Я еще до призыва многократно бегал в военкомат, уговаривал, чтобы меня забрали добровольцем, но военком был непреклонен, парней младше 18 лет не призывал. Направили меня после призыва в Винницкое пехотное училище. Часть училища находилась в Краснодаре, часть в Тбилиси.

В мой набор в училище отобрали 1500 крепких и рослых молодых ребят, но мы не проучились и двух месяцев, как в составе курсантского полка оказались на передовой. Ночью подняли по тревоге, выдали сухой паек и в срочном порядке бросили на фронт. Мы, курсанты ВПУ, даже не имели красноармейских книжек или других удостоверений личности. Меня определили в роту ПТР, и так, пэтээровцем, я воевал до лета 1943 года.

— Где пришлось повоевать в сорок втором году?

— Сначала мы участвовали в летних боях в Сальских степях, а позже остатки училища были переброшены на Кавказ, нас отправили в Тбилиси, вроде как доучиваться, но уже через несколько дней я со своими товарищами снова очутился на передовой, на фронте, и после боев под Орджоникидзе я оказался уже в 11 — й Гвардейской кавалерийской дивизии, прошел с нею с боями всю Кубань, но после второго ранения я попал в пехоту, в 1179-й стрелковый полк 347-й стрелковой дивизии, в которой провоевал до конца войны. Дивизией командовал генерал-майор Юхимчук.

— По записи в Вашей орденской книжке Вы еще в 1942 году дважды были награждены орденом Отечественной войны. Орден только был недавно учрежден, награждали им в сорок втором году очень редко, а у Вас оба орденских номера из первых десяти тысяч. За что заслужили эти ордена?

— За подбитые танки. Первый танк мне удалось уничтожить еще в сальских степях. Ночью наша курсантская рота ПТР получила приказ окопаться на нейтральной полосе. На рассвете, внезапно, с фланга появились немецкие танки, мгновенно прошли до позиций роты и стали утюжить наши окопы, смешивать все живое с землей, и вся рота был уничтожена за считаные минуты. Наш окопчик засыпало, ПТР покорежило, но я со вторым номером, Васей Мясоедовым, смог уцелеть. Немецкие танки ушли назад, на исходные позиции, только один танк стоял на «нейтралке», видимо, в передовом дозоре, метрах в пятидесяти от нас. Мы прятались в окопе до наступления сумерек, потом выползли наверх. Я решил поджечь этот танк любой ценой, но у нас не было противотанковых гранат или бутылок с «горючкой». И тут возникла одна авантюрная идея. Подползли к танку, люки закрыты. На моторной части стояли два бака с бензином. Мы с Васей быстро собрали сухой курай, кинули его охапкой прямо на баки и подожгли. Сами изготовились добивать экипаж, ждали, когда немцы начнут выскакивать из горящего танка… Так этот танк мы сожгли и ночью выползли к своим. Из всего курсантского батальона после сальских боев осталось в строю всего семь человек…

Еще два немецких танка я сжег из ПТР под Орджоникидзе. Немцы решили нас обмануть: началась танковая атака, и вдруг командиры заметили, что на башнях танков нарисованы красные звезды и лозунги «Смерть немецким оккупантам», а танки не наши, «трофейные», а чисто немецкие. В наших рядах появилось замешательство, а вдруг по своим ударим? Но командиры быстро разобрались, что это «фальшивка», на немецкую уловку не купились, и когда танки подошли поближе, мы открыли огонь, и мне повезло подбить танки. Ордена Отечественной войны тогда были большой редкостью, и многие бойцы приходили в мою роту просто из любопытства, посмотреть на них.

— Как простые красноармейцы относились к тому, что попали служить в роту ПТР?

— Когда отправляли курсантов на фронт, то нам выделили всего два дня на изучение противотанкового ружья ПТРД и прочую подготовку. «Дегтяревский» ПТР был простым и надежным, пробивал лобовую броню толщиной до 40 мм. По молодости лет мы не сетовали, что помимо своего обычного снаряжения приходилось таскать двухметровое противотанковое ружье весом почти в двадцать килограммов, здоровье на это у нас было.

Из ПТРД можно было не только уничтожить танк или БТР, но и сбить самолет.

Например, летом сорок второго наш курсант по фамилии Лях сбил из ПТР немецкий самолет-разведчик «раму», мы бросились его обнимать, а еще через час Лях погиб… А как относились бойцы к тому, что попали в пэтээровцы? В сорок втором году это считалось равносильно самоубийству. Стопроцентная смерть.

Артиллерии не хватало, расчеты ПТР постоянно выдвигались вперед: или в первую линию траншей, или на нейтральную полосу и первыми вступали в бой. Весной сорок третьего, уже после второго ранения, я решил, что не хочу больше воевать пэтээровцем, и когда с маршевой ротой вернулся на передовую и «покупатели» стали набирать к себе людей из пополнения, то сразу вышел на призыв «Пехота, выходи!», предпочитая любую другую фронтовую долю и другую смерть, только бы быть подальше от этого надоевшего противотанкового ружья.