Артем Драбкин - А мы с тобой, брат, из пехоты. «Из адов ад»

Потом фронт закончился. После четвертого ранения меня завербовали во внутренние войска, потом я учился в Военном институте ГКБ, и мне тамошний контрразведчик однажды сказал: «А ты знаешь, ты же дезертировал? Расскажи, как это было». Я все рассказал. Он мне говорит: «Это было серьезное дело по нашему ведомству». Никаких последствий я на себе не испытал. После фронта во внутренних войсках прослужил с 1944 по 1983 год. Уволился полковником.

Наша дивизия входила в 11-ю Гвардейскую армию, которой командовал Баграмян. Дивизия была на правом фланге армии. В оборонительных боях мы не участвовали — стояли во втором эшелоне. Курская дуга — конечно, выдающееся сражение. Хоть я и был ранен осколками своих 152-миллиметровых пушек, но организовано было действительно по-настоящему.

Мы перешли в наступление и преследовали немцев, практически не разворачиваясь. Штурмовики Ил-2 шли волнами. Первая волна прошла, полминуты — вторая волна, третья! Приятно было наблюдать! И наступать было легко. Такой энтузиазм был! Немцы бежали, все оставляли. Я уже был командиром взвода 82-миллиметровых минометов. Мы погрузили их на немецкие велосипеды и преследуем. Немцы оставляли заведенные машины, даже не выключив моторы. Сейчас бы любой сел и поехал, а тогда не так много было водителей. Видели несколько небольших колонн пленных немцев.

На одном из участков через командира узнаю: поступил нам приказ занять впереди лощину. В ней засел противник численностью до батальона. Надо его выбить. Получаем команду, подходим к этой лощине. Небольшой овраг, мы остановились у самого этого оврага. Начинаем устанавливать миномет. Передо мной стоит заместитель мой, старший сержант из Смоленска, здоровый, крепкий мужик, очень хороший человек. Неожиданно снаряд разрывается сзади него. Смотрю, мой сержант падает. Мне один осколок попадает в висок, второй — в шею и выскочил в рот, я его выплюнул. А тот сидит, как память… Меня спас этот старший сержант — своим телом задержал осколки. Оказалось, командир полка дал команду поддерживающему дивизиону 152-миллиметровых пушек открыть огонь по батальону противника. А к нашему подходу противник уже ушел. Мы заняли позиции, где раньше был батальон противника. И по нам дивизион как шарахнул! Так я получил третье ранение от своих артиллеристов. Сказать, что это было преднамеренно, нет, безусловно. Просто не рассчитали, что противник мог к этому времени уйти. Как продолжалось наступление, я не знаю.

После третьего ранения я пролежал в госпитале недолго. Меньше полмесяца. Молодой был, зарастало быстро, как на собаке. Потом опять был направлен в дивизию. Орел уже был освобожден. Помню обгорелые здания. На окраине Орла стояла сгоревшая немецкая самоходка «Фердинанд»…

Весной стояли на переформировке в Смоленской области, г. Серпейск. Наша дивизия там получала пополнение. Мы вышли из боя ранней весной. Заняли большое количество деревень. Нашему батальону отдали небольшую деревню. И там проходило доформирование и учеба. Занимались боевой подготовкой. Были тактические учения. В одном месте командование дивизии нашло участок, похожий на участок, где предполагался прорыв. И там мы все отрабатывали. В это время уже было совсем другое отношение к ведению боя. Подготовка людей, стрельба из стрелкового оружия. В 1942 году прибывавшие нацмены из Средней Азии даже не знали, как пользоваться винтовкой. Что это за война? Ой, как вспомнишь, жить не хочется.

Следующее ранение я получил в конце июля 1944 года. Рожь была хоть и зеленая, но уже высокая. Дивизия находилась во втором эшелоне. Шли колоннами, один полк, второй, третий, по шоссе по направлению к Минску. Слева было видно, как горит Орша. Вдалеке шел бой, было видно, как взрывались танки, то ли немецкие, то ли наши. Взлетали башни вверх. Нашему батальону через командира полка по цепочке передают: «Свернуть с шоссе в направлении на Оршу и встретить отступающего противника». Батальон как колонной шел, так и повернул. Я по молодости вышел в голову колонны. Начальник штаба ведет батальон. Командир батальона остался в колонне. Я начальнику штаба говорю: «Мы же все-таки в бою, хотя и нет немцев. Почему не выслать дозор? Чтобы мы знали, куда идем и что у нас впереди». Он мне в ответ матом: «Они отступают». Я ему говорю: «Мы считаемся в бою! Там двоих послать вперед: сержанта и солдатика и достаточно». — «Чистая дорога — идем дальше вперед!» Перед нами небольшая сопочка, заросшая кустарником, мы огибаем эту сопку, а там дорога, и по ней пять «тигров», а на них полурота автоматчиков. Как только часть нашей первой роты вышла, ее «тигры» остановились, развернули башни. Автоматчики немецкие спешились в кювет — и по нам огонь. Хорошо, что вышло не больше половины роты. Остальные подразделения остались за сопкой. И как начали немцы по нам! Страшный огонь! Я в кустарник забрался. Вдруг снаряд разрывается где-то рядом, и мне раздробило подвздошную кость. Сгоряча всегда ничего. Думаю: «Оставаться или идти к своим солдатам?» Все-таки я командир, надо идти к своим. Я решил по кустарнику преодолеть сопку и идти. Смотрю, моя рота, здесь я упал и дальше идти не мог. Ранение оказалось серьезное. Вот так закончился мой последний бой. Мне и воевать-то не пришлось, хотя очень хотелось.