Артем Драбкин - А мы с тобой, брат, из пехоты. «Из адов ад»

— Что делали в минуты отдыха?

— В основном какой отдых… постоянно в напряжении. Нас два раза выводили, третий раз я был ранен. Там так. Например, дивизия — 16 тысяч человек, вступаешь в бой, покуда меньше половины не останется — не выводят. Если из 16 тысяч остается 8–9 тысяч, полнокровной дивизии нет, то сразу выводят. Твое место занимает другая часть, а тебя выводят. Атам прибывает пополнение с тыла. Опять полноценная часть, а покуда пополняется, та часть уже кончается. Их выводят, нас туда опять.

— Сколько времени шла переформировка?

— Иногда за сутки половины нет. Иногда месяц ходишь — полноценный. Смотря какой бой, какая обстановка.

— Сколько раз ходили в атаку?

— Бессчетно. От Киева до Житомира в атаку ходили, Житомир брали. Каждое наступление — атака. Разве считаешь, сколько раз…

— Как в атаке вы управляли отделением?

— У меня 12 человек. Даешь команду, ставишь конкретную задачу: что делать. А потом их разбиваешь, назначаешь старших, даешь команду. Действуешь по обстановке. Пулеметчика надо уничтожить, например. Двоим, троим даешь команду — уничтожить пулемет. Выполняют задание — попробуй не выполнить, приказ.

Некоторые говорят, что перед атакой поили водкой, — ни грамма нельзя было. Никакой выпивки. У нас был один командир взвода, в другом взводе. Мы расположились дня на три-четыре в деревне. Там самогон. Оказывается, он пил самогон. Напился, почти пьяный был. Мы в обороне. Командир полка пришел проверять. Смотрит — пьяный командир. Тут же застрелил его на месте. Если он пьяный, будут жертвы, нельзя. Строго было. Даже после боя не давали, запрещено абсолютно. Голова должна быть трезвой.

— Вы курили?

— Нет. Но курево давали, я его отдавал просто.

— Вы воевали с 1942 по 1943 год?

— Да. Киев не мы брали, другая часть. Между Киевом и Житомиром дорога. Немцы отступали от Киева, а мы перерезали дорогу. Мое отделение отправили задержать быстренько. Нас четыре человека, сделали окоп и ждем отступивших немцев. Вот они бегут, большая группа, нас не видят, бегут прямо на нас. А мы четверо с автоматами. Мы их подпустили близко, метров до 100, и начали из четырех автоматов косить. Всех повалили. 62 человека мы насчитали убитых. Командир полка сразу вручил медаль «За отвагу». За «языка» тоже Красную Звезду. Обер-лейтенант был очень ценный «язык», он все выдал, и нам было легче наступать. У меня три награды. Две медали «За отвагу» и Красная Звезда.

Житомир мы взяли в 1943 году. Потом нас немцы окружили. Мы прорвались, Житомир оставили. Между Киевом и Житомиром проходит железная дорога, по этой дороге мы отступали, это было в ноябре. Немцы за нами гнались, мы уже приблизились к своим. Вдруг как будто по ногам ударило палкой, я упал. Пули свистят. Хотел подняться, но не мог. Было разбито бедро разрывной пулей, кость сломана. Мертвые лежали, и я лежал. А наша передовая на бугре в километре-полутора. Я лежал, как мертвый. Немцы кричат над головой. Один наш раненый кричал, они его пристрелили. Мы тоже так делали, когда наступали. Кто будет с ранеными возиться? И они раненых добивали на месте. Я лежу с мертвыми, как мертвый. Немцы перешли. И здесь, в метрах 300–400, их наши остановили, на бугре заняли оборону. А я лежу в тылу. Уже стало темно. Что делать? Единственный выход — надо ползти к своим. А так сколько будешь лежать? Перетянул ногу, чтобы кровь остановить. В ноябре снег, дождь, слякоть. По канавке на железной дороге, в грязи, стал ползти к своим. Приближается утро, я уже приполз к линии. Двое немцев направо лежат с пулеметом, разговаривают, курят. Я долго за ними наблюдал. Разговаривают, нажимают на гашетку, стреляют, опять разговаривают. Я потихоньку переполз, уже стало рассветать, приполз к своим. Крикнул: «Спасайте!» Двое наших прибежали, на плащ-палатку меня и унесли, потом на машину — и в госпиталь. В 1943 году был ранен. 12 мая 1945 года вернулся домой на костылях домой жив-здоров, инвалид войны — одна нога короче другой на 5 сантиметров. Меня комиссовали после госпиталя, был уже негодный.

— Какое было настроение в госпитале?

— Всякие раны. Кто умирает от операции, у кого какая рана. У кого руки нет, у кого — ноги. Некоторые так мучаются, когда внутренние ранения. Операции, операции. Знаешь, что теперь только домой, уже туда не попадешь…

— Это хорошо?

— Настроение, конечно, хорошее, что жив остался, теперь поедешь домой. Если бы легкое ранение, опять на фронт, настроение было бы другим.