Владимир Рудаков - Монголо–татары глазами древнерусских книжников середины XIII‑XV вв.

Действительно, если восстанавливать логику летописца, получится, что южнорусские князья ввязываются в сражение с «языцами», которых «никтоже добре ясно не весть, кто суть и отколе изидоша» и которые, прежде чем попасть к рубежам Руси, уже совершили «правое дело» — подвергли наказанию «безбожных половцев», выступили в роли «бича Божьего» по отношению к «окаянным куманам» и при этом вовсе не собирались (так, видимо, полагал летописец) нападать на Южную Русь («Русь» в широком смысле, как уже было отмечено выше, книжник не упоминает вообще).

О возможности нападения татар на Русь «мняше» только сами князья (южнорусские, а не «свои»), они же и терпят поражение в битве, спровоцированной , как полагает книжник, ими же самими . Следует напомнить, что, в отличие от рассказов НПЛ и Ипат., где половцы просят русских князей о помощи в борьбе с татарами, в Лавр. подобный сюжетный ход отсутствует. Русские князья чуть ли не по собственной инициативе ввязываются в бой с татарами, «мняше яко ти пойдут к ним» . В такой ситуации автору Повести остается, действительно, только радоваться избавлению «своего» князя Василька, который «не оутяну» к ним на «Русь» и с помощью промысла Господня спасся от участия в бессмысленной, неправедной и трагически закончившейся для других авантюре [82].

Таким образом, говоря о восприятии татар в рассказе о битве на Калке в составе Лавр., можно отметить нейтрально-сочувственное отношение летописца к появлению «неведомого народа». Как и составитель рассказа НПЛ, автор Лавр. убежден, что действия татар во многом обусловлены Божьим Промыслом, карающим руками ордынцев «безбожных» и «проклятых» половцев. На фоне негативного отношения к последним татары показаны как некая обезличенная, неактивная сила . Их лишь однажды называют прямо, чаще же всего по отношению к ним употребляются личные и указательные местоимения « ти пойдут», «бишася с ними », «побеждены от них », кроме того, к ним не относят эпитетов (в том числе и отрицательных), описание военных удач татар в борьбе с русскими князьями носит характер сухой констатации.

Именно «высокое предназначение» татар, выступающих в качестве «кары небесной» для половцев, обусловило отношение летописца к поступку русских (т. е. южнорусских) князей, вступивших в бой с ордынцами. Книжник равнодушно-негативно относится к участию соплеменников в борьбе с татарами: видимо, сам факт противостояния силе, ниспосланной свыше для наказания врагов Божиих, воспринимался им как нечто небогоугодное, как недостойное, неправедное дело. Именно этим можно объяснить удовлетворенность книжника тем, что «его князь» — Василько Константинович — остался жив, будучи «сохранен Богом и силою креста честнаго» от участия в неправедном сражении.

Автор Повести в версии Ипат. наиболее подробно, по сравнению с рассказами НПЛ и Лавр., описывает детали подготовки и хода сражения. Занимаясь составлением рассказа, судя по всему, через 20–30 лет после произошедшего на Калке столкновения, книжник как будто пытается собрать воедино самые разные, в том числе и мельчайшие, подробности, выбирая их из нескольких источников и составляя настоящую текстовую мозаику [83].

Так, он скрупулезно перечисляет главных действующих лиц русских князей, указывая, кто и где находился до сражения («в Кыеве», «в Козельске и в Чернигове», «в Галиче» и др.), кто и почему не принял участие в сражении (например, Юрий Всеволодович «Суждальский» «не бе в том совете» или Василько Константинович, которого тоже «не бе», ибо «бе бо в Володимере млад»), точно датирует наиболее важные, на его взгляд, этапы похода («оттуду же придоша месяца апреля и придош к реце Днепроу…», «передоша Днепръ во день во вторникъ и оусретоша Татареве полкы Роускыя…»), подробно описывает ход битвы, перечисляя имена ее участников (всего русских и половцев по именам названо 16 человек [84]).

Книжник подчеркивает масштабность произошедшего с русскими князьями несчастья. Для него поражение на Калке отнюдь не рядовое событие: «быс победа на вси князи Роускыя, тако же не бывало никогда же », — пишет он [85].

Русские князья, как и в рассказе НПЛ, в Ипат. действуют против татар не по собственной инициативе, а по просьбе половцев. Интересно, что структура высказываний половцев в Ипат. и НПЛ довольно сходна. Составитель Ипат. пишет: «Прибегшимъ же Половцемь в Роускоую землю, глаголющимъ же имъ Роускимъ княземъ: аще не поможета намъ, мы ныне исечени быхомъ, а вы заоутрее исечени боудете » [86]. В обоих повествованиях половцам, по их словам, уготовано поражение от татар «ныне» («днесь»), а русским — «заоутрее» («заутро»). Вместе с тем в рассказе Ипат. половцы говорят о «перспективе» — своей и русских — быть «иссечени» татарами, тогда как в НПЛ, по словам «куман», татары должны у тех и других «отнять землю». Интересно также, что решение русских выступить на стороне половцев подкрепляется аргументацией несколько отличной от той, которая приведена в НПЛ. В Ипат. совет князей принимает стратегическое решение, полагая, что татар «лоуче бы есть прияти на чюжеи земле, нежели на своеи ». В НПЛ же князья исходят из того, что, если половцам не помочь, «тъ си имуть придатися к нимъ (татарам. — В. Р .), тъ онемъ больши будеть сила» [87]. Немаловажно отметить также, что в отличие от рассказов НПЛ и Лавр. повествование Ипат. практически не содержит сколько‑нибудь негативных характеристик половцев.