Петр Меркурьев-Мейерхольд - Сначала я был маленьким

ЭПИЛОГ

Все улыбаются, когда вспоминают Меркурьева. Все вспоминают его доброту, его юмор. А я смею утверждать, что юмор - далеко не главное его качество. Он иногда только чуть-чуть раскрывал створки и выпускал "бациллу" юмора. И этого хватало на всех. А в основном был он задумчивым и молчаливым, страдающим и вздыхающим. Он был одиноким. Не потому одиноким, что около него никого не было,- как раз людей около него было в избытке! А потому одиноким, что не мог никто охватить взглядом эту громадину, эту личность, а уж тем более - встать с ним рядом и это его одиночество разделить.

Как сложно писать о минутах его откровения - все эти отрывки из контекста не смогут быть поняты: "мысль изреченная есть ложь..." Ну как рассказать о таком моменте? Незадолго до смерти, осенью 1977, когда отец лежал в больнице, ему принесли журнал "Амери ка", в котором было опубликовано интервью с великим пианистом Артуром Рубинштейном. И вот, прихожу в больницу (а я только на сутки приехал в Ленинград), и отец сразу же говорит: "Я тебе сейчас почитаю..." Он надел очки, начал читать, но, когда он читал о том, что Рубинштейн не может простить себе, что он живет хорошо, а где-то умирают дети, что ему больно от того, что не сыграл Шестую сонату Прокофьева, слезы душили отца. Он помолчал и тихо промолвил: "А скольким бы людям я еще мог помочь..."

Прежде чем рассказать о том, как отец умирал (а смерть - едва ли не самый высокий акт человеческого бытия), я должен сказать, что в последние (самые последние) годы его работы в театре он, наконец, ощутил понимание. Как я уже писал, еще в 1963 году, когда Игорь Горбачев был просто хорошим актером Александринки, он сказал Меркурьеву: "Василий Васильевич, вам надо сыграть кедринского Рембрандта!" Но какой же длинный путь вел к этой роли! Меркурьев тогда же прочитал пьесу, говорил о постановке с Варпаховским, просил Вивьена. Но Вивьен остался глух к этому душевному крику своего великого ученика - "не видел" он Меркурьева в героических и трагических ролях. И только через 15 лет мечта Горбачева и Меркурьева почти что осуществилась. Почти что...

Судьба пощадила Меркурьева, - не дала умереть немощным. Он ушел в небытие практически прямо со сцены, под шквал оваций. Умирал Меркурьев грандиозно. Да, именно так. В отделении реанимации он лежал на высокой кровати, смотрел в потолок, и было видно, как лихорадочно он размышляет. О чем? Ведь он превосходно понимал, что умирает. Сознание его путалось - азот все активнее проникал в кровь, уремия наступала неумолимо. И вот в этом спутанном сознании он повторял:

- Позвони в театр (безошибочно называл номер телефона), узнай, почему Мольер идет третьим спектаклем и что там будет играть Катя.

Судьба младшей дочери его волновала бесконечно! За нас с Анной он был спокоен.

- Пойди в институт - там есть приказ, чтобы маме без меня дали русскую мастерскую...

И судьба мамы - его обожаемой жены Иришечки - волновала, ибо именно этот фронт был самым напряженным в многолетней борьбе.

А однажды поманил меня взглядом к себе поближе и тихо прошептал:

- Я хочу, чтобы ты жил долго.

Когда удивительный врач-реаниматолог Владимир Иванович Бессонов решился на риск и ввел Меркурьеву максимальное количество очень эффективного препарата - лазикса, вдруг появилась надежда, что отец вытянет! Он зажил, голос стал огромный, мысли, хотя и путаные,- но активные.

- Ириша! Какой я сегодня спектакль видел! Это потрясающе! - громыхал он на кровати (а в жизни он не был "громыхающим").- Надо собрать народ и обсудить!

И далее:

- Где моя Ириша? Я ее обожаю, это потрясающая женщина!

И подходила к нему седенькая, почти слепая старушка-жена, Ирина Мейерхольд, которая была младше его на год, но давно уже выглядела, как его мать. Он же так и не сделался стариком. И даже в самые последние часы, когда сознание совсем покидало его, он особо реагировал на окружающее - с юмором и добротой. Медицинские сестры, думая, что Меркурьев находится в глубокой коме, разговаривали излишне громко. И вдруг услышали, как больной проворчал фразу из старого анекдота:

- Тише, б..., полиция.

За два часа до конца к нему в палату пришел Игорь Горбачев. Он наклонился над ухом Меркурьева и сказал:

- Василий Васильевич! Третий звонок - ваш выход, Артист!

У отца приподнялись брови...

Сердце его остановилось в 13 часов 12 мая 1978 года.

Утром этого дня, когда я собирался в больницу, мне позвонил мой друг Александр Сергеевич Пономарев - руководитель московского детского хора "Весна". Он с хором приехал в Ленинград, и на 13 мая был назначен концерт в Большом зале Ленинградской филармонии. В этот же день из Москвы приехала съемочная группа кинофильма "Беспокойные люди" ("Супруги Орловы") во главе с Марком Семеновичем Донским - на 16 мая была назначена премьера фильма в Ленинградском доме кино (я там играл одну из центральных ролей). Вечером 13 мая в Большом зале филармонии притушили люстры, и А. С. Пономарев сказал: "Должен сообщить вам скорбную весть. Умер великий артист, всеми любимый человек, ленинградец, Василий Васильевич Меркурьев". В зале прозвучал единодушный вздох: "Ах!" Пономарев посвятил памяти Меркурьева исполнение "Магнифи ката" Монтеверди.