Александр Каждан - Два дня из жизни Константинополя

В одной из загородных резиденций на азиатском берегу Мраморного моря, во дворце Милудий, находился 11 сентября 1185 г. всемогущий василевс и автократор ромеев Андроник I Комнин. Константинопольские власти в растерянности ждали его распоряжений. Но распоряжений не было. Андроник Комнин молчал.

Как рассказывает Хониат, уже в первую стражу ночи (т. е. сразу же после заката солнца) императору было доложено об убийстве Айохристофорита. Выслушав донесение, Андроник не двинулся с места и не предпринял никаких мер — он только написал короткое послание, адресованное жителям столицы, где уговаривал их прекратить мятеж. Оно начиналось примерно такими словами: «Кто получил, тот получил, но справедливость нарушена». К сожалению, Хониат приводит только эту короткую фразу, а сам документ, который мог бы быть весьма показательным для понимания психологии византийского государя, погиб, как погибли тысячи других государственных актов империи. По иронии судьбы византийские архивы исчезли почти бесследно, и плоды труда имперских бюрократов достались огню, а не историкам, тогда как средневековые архивы Западной Европы, включая архивы монастырей и городов, сохранились значительно лучше.

Только с рассветом сторонники Андроника принялись действовать, пытаясь успокоить константинопольскую толпу, и сам император, оставив летнюю резиденцию, на царской триере прибыл в Большой дворец. Но время было упущено. Народ со всех сторон стекался к храму Св. Софии, и даже весть, что Андроник в городе, никого не напугала и не остановила. Уже отпирали темницы и выпускали на свободу тех, кто был брошен туда по приказу императора. Сторонники Исаака Ангела вооружились — кто мечами и щитами, а кто просто дубинами или прихваченным в эргастириях ремесленным инструментом. Внезапно родилась мысль провозгласить Исаака василевсом ромеев. Кто-то из прислужников храма взобрался на лестницу и достал драгоценную регалию-венец Константина Великого, основателя Константинополя, висевший в алтаре над священным престолом. Корону подняли над головой Исаака Ангела.

Согласно преданию, венец и другие царские одежды не были сотворены человеческими руками — посланный господом ангел вручил их императору Константину и повелел сохранять в храме Божественной Премудрости. Они должны были украшать церковь, а на Пасху патриарх отсылал эти одеяния императору, и тот облачался в них в знак того, что он слуга Божий, и в этом облачении участвовал в торжественном выходе. После завершения церемонии праздничная одежда василевса возвращалась на свое место в алтаре. В будний же день ни царь, ни патриарх, ни кто-либо другой не мог под угрозой церковного отлучения прикоснуться к венцу Константина Великого. Рассказывали, что император Лев IV Хазарин (775–780) пренебрег запретом и в будний день, к тому же без разрешения патриарха, коснулся священного венца — и тут же на лбу у него вскочил карбункул, а немногим спустя государь в тяжких мучениях расстался с жизнью. Пусть это легенда — но как четко передает она отношение ромеев к ритуалу, который казался им могущественнее самого самодержца! Однако в дни переворотов магическая сила венца, видимо, бездействовала — или, может быть, люди XII в. были не так суеверны, как современники Льва Хазарина. Утром 12 сентября 1185 г. корону безболезненно сняли с отведенного ей места. Оставалось короновать нового василевса. Странный жизненный круг завершался: еще накануне вечером Исаака ждала тюрьма и скорая казнь, а поутру ему протягивали царский венец. Византийская вертикальная подвижность реализовалась в этой причудливой акции.

Но Исаак Ангел сердито оттолкнул корону. Не потому он это сделал, замечает Хониат, что у него не было жажды власти, но он понимал всю трудность связанных с захватом престола действий. Пожалуй, Исааку, продолжает историк, казалось, что не наяву, а во сне ему подносят царский венец — столь стремительной и неожиданной была перемена. Он не забыл, наконец, яростного нрава Андроника и не без оснований боялся, что коронацией только обострит гнев василевса. Он отказался.

А его дядя Иоанн Дука, бывший, как мы помним, тоже в храме, совсем не отказывался от престола, хотя ему никто не предлагал венца. Он сбросил свой головной убор, обнажил лысину, которую Хониат сравнивает с полной луной, и умолял, чтобы на него надели диадему. Но толпа не хотела Дуку царем. Толпа не хотела, чтобы плешивого Андроника сменил другой плешивый старец. В толпе кричали, что они сыты по горло злодеяниями старикашки Андроника и что они боятся любого многовозрастного мужа, особенно если он носит бороду, разделенную надвое и кончающуюся подобием мышиных хвостиков. Находившийся в расцвете лет златокудрый Исаак, который своими локонами напоминал солнце — символ василевса, — казался константинопольцам привлекательнее. И видимо, его отчаянно смелый (а если вдуматься, естественный и единственно возможный) поступок тоже не в малой степени способствовал его внезапной популярности.