Карл Поланьи - Великая трансформация - политические и экономические истоки нашего времени

Всесторонними исследованиями международной банковской системы XIX в. мы все еще не располагаем; контуры этого загадочного института до сих пор не проступили из тумана политико-экономической мифологии. [2] Feis H. Europe, the World's Banker, 1870–1914. L., 1930. Некоторые утверждали, что он был всего лишь простым инструментом правительств, другие — что сами правительства служили орудием его неутолимого корыстолюбия; одни считали его сеятелем раздора в отношениях между государствами, другие — проводником идеи бесхребетного космополитизма, подтачивавшего жизненные силы зрелых и мужественных народов. Во всем этом есть известная доля истины. Финансовая олигархия, институт sui generis [3] Своеобразный, [единственный] в своем роде (лат.) — Примеч. пер. , характерный для последней трети XIX и первой трети XX в., функционировал в качестве основного связующего звена между политической и экономической организацией мира в эту эпоху. Он обеспечивал необходимыми инструментами международную систему сохранения мира, систему, которая приводилась в действие с помощью великих держав, но которую великие державы сами по себе не смогли бы ни создать, ни поддерживать. Европейский концерт действовал лишь время от времени, тогда как финансовая олигархия функционировала в качестве постоянного института, чрезвычайно гибкого по своей природе. Независимый от отдельных правительств, даже самых могущественных, он находился в контакте со всеми без исключения; самостоятельный по отношению к центральным банкам отдельных стран, даже Английскому банку, он был прочно с ними связан. Теснейшие связи существовали также между финансистами и дипломатами: ни те ни другие не стали бы всерьез рассматривать какой-либо долгосрочный план, мирный или военный, не убедившись прежде в добром расположении другой стороны. И все же главный секрет столь успешного сохранения всеобщего мира заключался, несомненно, в особенностях организации, положения и функционирования самой международной финансовой системы.

Как персональный состав, так и движущие мотивы этого своеобразного института придавали ему статус, прочно укорененный в частной сфере строго деловых интересов. Ротшильды не подчинялись какому-то определенному правительству; как семейство, они воплощали в себе абстрактный принцип интернационализма, они были верноподданными фирмы, деловой кредит которой стал единственным звеном между правительствами и индустриальной деятельностью в условиях стремительного роста мировой экономики. В конечном счете их независимость была обусловлена требованиями эпохи, которая нуждалась в верховном самостоятельном агенте-посреднике, способном внушить равное доверие как политикам отдельных стран, так и международным инвесторам, и именно эту насущную потребность метафизическая экстерриториальность династии еврейских банкиров, обитавших в разных европейских столицах, удовлетворяла почти идеальным образом. Сами Ротшильды были кем угодно, но только не пацифистами; они нажили свое состояние, финансируя войны, они были абсолютно невосприимчивы к моральным аргументам и ничего не имели против войн небольших, коротких и локальных. Но если бы всеобщая война между великими державами дезорганизовала финансовые основы системы, то коммерческим интересам Ротшильдов был бы нанесен ущерб. Таким образом, сама логика событий отвела им эту роль — сохранять необходимые условия мира в эпоху революционной трансформации, которую переживали тогда народы нашей планеты.

В структурном отношении финансовая олигархия представляла собой ядро одного из самых сложных институтов, существовавших в истории человечества. Несмотря на относительную недолговечность, этот институт по своей универсальности, по удивительному разнообразию своих инструментов и форм может быть сопоставлен лишь со всей совокупностью человеческих усилий в области торговли и промышленности, для которой сам он стал в известном смысле символом и отражением. Помимо международного центра, или финансовой олигархии в собственном смысле, существовало с полдюжины центров с примыкавшими к ним эмиссионными банками и фондовыми биржами. К тому же международная банковская система не ограничивалась финансированием правительств в их мирных и военных предприятиях, ее операции включали в себя иностранные капиталовложения в промышленность, строительство и банки, а также долгосрочные займы государственным и частным организациям за границей. Сфера национальных финансов также представляла собой самый настоящий микрокосм. В одной только Англии насчитывалось до полусотни различных типов банков; свои характерные особенности имелись в организации банковского дела во Франции и в Германии; в деятельности казначейств этих стран и в их отношениях с частным финансовым капиталом существовали поразительные, а в том, что касается деталей, — чрезвычайно тонкие различия. Денежный рынок имел дело с великим множеством векселей, международных акцептов, платежных поручений, равно как денежными ссудами до востребования и другими маклерскими изобретениями. Общая схема усложнялась бесконечным разнообразием национальных групп и отдельных личностей, каждая со своим особым престижем и положением, авторитетом и лояльностью, денежными и прочими связями, сферой влияния и социальной аурой.