Особенно ярким симптомом ее упадка было прекращение образования новых городов, за счет которого в первые два века империи осуществлялось распространение античного способа производства и античной культуры. Зато по всем провинциям множилось число сел. Из них теперь преимущественно вербовали солдат и в них же, а не в городах получали земельные наделы ветераны. Из ветеранов и других разбогатевших селян складывался новый слой землевладельцев, значительно менее романизованных, чем декурионы провинциальных городов, гораздо более привязанных к местным культурным традициям. Вместе с тем законодательно укреплялись права сельских общин, отвечавших за поступление налогов и выполнение государственных повинностей. Укрепление общин вызывалось отчасти именно фискальными интересами, отчасти тем обстоятельством, что мелкие землевладельцы, которые с упадком рабовладельческих городских хозяйств становились основными поставщиками сельскохозяйственных продуктов, не могли достаточно эффективно вести свое хозяйство без общинных угодий, различных форм взаимопомощи и регулирования производства. В селах развивалось ремесло, их связи с городами ослабевали, что еще более способствовало упадку городского ремесла. В борьбе с этим процессом правительство опять-таки, как и в отношении декурионов, стало прибегать к насильственным мерам: ремесленников начали прикреплять к их коллегиям, несшим ответственность за поставку продукции, необходимой казне и армии. Дети были обязаны изучать ремесло отцов и вступать в ту же коллегию. Правда, ремесленные коллегии одновременно получали некоторые привилегии и освобождение от других повинностей, так что даже кое-кто из декурионов пытался приписаться к той или иной коллегии. Но все же положение ремесленников значительно ухудшилось, чему способствовало и сокращение рынка сбыта для их изделий.
Параллельно упадку городов шло усиление земельных магнатов, особенно провинциальных. Территории экзимированных сальтусов росли за счет земель других социальных слоев. Росло и земледельческое население сальтусов. Колонами становились попавшие в зависимость от магнатов крестьяне, иногда добровольно отдававшиеся под защиту (так называемый патроциний) могущественных собственников в надежде, что те будут брать с них меньше, чем императорские чиновники; чаще же их опутывали всевозможными «благодеяниями» настолько, что они лишались своих участков и получали их затем от «благодетелей» с условием взноса части урожая и отработок. В колонов, а не в рабов стали постепенно обращать и — пленных, расселяя их на государственных и на частных землях. Экзимированные сальтусы все более превращались в автономные производственные комплексы со своими ремесленными мастерскими и рынками, мало связанные с внешним миром. Продукция, поступавшая от колонов, реализовалась владельцем, он же уплачивал государственные налоги. Так постепенно слабели экономические связи в империи, хозяйство натурализовывалось: c середины III в. даже часть жалованья императорским наместникам и другим служащим стала выплачиваться не в обесцененных деньгах, а натурой. В зависимости от ранга чиновнику причиталось определенное количество выдававшихся из казны продуктов, рабов-слуг и даже наложниц.
Ослабление экономических связей обусловливало усиление связей политических, «деспотических» (по выражению В. И. Ленина) [96] 96 См.: В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 25, стр. 266–267.
, что и лежало в основе попыток императоров превратить свою власть в неограниченную монархию. Но этим попыткам противостояло усиливавшееся сопротивление экономически окрепших провинций и в первую очередь земельных магнатов, не желавших более мириться с притязаниями римского правительства на часть прибавочного продукта и труда зависящих от них людей, которые сидели на их землях.
Это противоречие и лежало в основе борьбы императоров и сената. И хотя современникам оно представлялось возобновлением тех отношений, которые имели место при Юлиях — Клавдиях, когда «тираны» преследовали сенат, подоплека борьбы теперь была совсем иная, так как сенат уже в основном состоял из крупных землевладельцев провинций, по сути дела стремившихся не к участию в дележе извлеченных из провинций доходов, как в I в., а к максимальной автономии на местах. Сохранявшиеся же городские слои, армия, чиновничий аппарат, поддерживавшие «тиранов», хотели укрепления единства империи и ее старой социальной базы.
Читать дальше