Владимир Лобанок - Партизаны принимают бой

В тот же день тяжелый бой вели партизаны у деревни Пески. Отражением вражеских атак руководил Д. Т. Короленко. Партизаны отбили четыре сильные вражеские атаки. Стремясь прорваться к большаку Воронь — Воцлавово и овладеть им, противник бросил на партизанскую оборону у деревни Пески много танков. Особенно донимал партизан плотный минометный огонь.

Беспокоясь о положении дел на других участках бригады, комбриг время от времени связывался по телефону со штабом оперативной группы, штабом бригады и Лепельским подпольным райкомом партии, которые находились в районе Лесных озер, расспрашивал о боевой обстановке, сообщал о ходе боя, отдавал распоряжения. Последний раз комбриг разговаривал со мной. Как обычно, я сообщил ему о положении в соседних бригадах и спросил, что нового у него.

— Сильный минометный обстрел, — отвечал Дмитрий Тимофеевич. — Словно все минометы сняли с фронта и бросили на деревню. Но ничего, держимся.

Окончив разговор, Короленко положил трубку, вышел из бункера и направился к привязанной у дерева лошади, чтобы снова скакать на передовую. В этот момент в воздухе раздался вой мины. Послышался сухой треск взрыва. Дмитрий Короленко вдруг покачнулся, схватился руками за живот и тяжело осел на землю. Рана оказалась смертельной.

Чтобы фашисты не нашли могилу комбрига, ее тщательно замаскировали. После освобождения Белоруссии от немецко-фашистских захватчиков останки перезахоронили в центре Лепеля.

Много лет спустя, после войны, дочь Короленко — Татьяна Дмитриевна рассказала мне о довоенной жизни своего отца: «Вероятно, я многого не помню, была еще маленькая. Опишу по памяти. До призыва в армию отец работал на Донецком металлургическом заводе, в механическом цехе. С 1935 года служил в Красной Армии. Сначала в Киеве, потом его перевели в Новоград-Волынский. Там он учился в полковой школе. В декабре 1938 года мы выехали к нему. Летом отец окончил школу и получил назначение на Урал. Помню, мы с ним жили в небольшом местечке, а к зиме переехали в Пермь.

По-видимому, мои родители пользовались уважением: в ту зиму папу приняли в партию, а мама стала председателем женсовета. О папе даже в военной газете писали. Помню, как мама смеялась, когда прочла, что у папы карие глаза. У него ведь были голубые…

Точно не помню, весной или осенью 1940 года папу перевели в другой город. Там он был начальником артиллерии полка. Красноармейцы его любили. Уважение к нему передавалось и на меня. Я часто бывала в казармах. Папа даже журил меня за это.

Очень хорошо помню весну 1941 года. К нам в военный городок прибыло пополнение. Кажется, до сих пор помню лица многих ребят. Молодые, здоровые, они, еще в гражданской одежде, сидели на ступеньках церкви (военный городок размещался на территории старого монастыря). Здесь же были их вещи — чемоданы, узлы. Вскоре полк срочно выехал на запад. Папа даже не попрощался с нами. Передал, что обязательно заедет, как только отправят пушки. Но не заехал. Такая уж военная служба. Письмо от папы получили уже из Литвы. Там его и война застала. Переписка между нами прекратилась, вскоре мы получили извещение: „Пропал без вести“. А через два с лишним года — вдруг письмо. Вверху листа крупно: „Привет Большой земле!“ Счастью нашему не было границ. Но война так жестока. Нам не суждено было встретиться. 11 апреля мы приехали в Донецк, а 22 апреля погиб наш любимый отец».

Обычно сложная боевая обстановка сильно изменяет человека, делает его неузнаваемым. Что касается Дмитрия Тимофеевича Короленко, то внутренне, духовно за годы войны он изменился мало. Тот, кто знал комбрига по совместным действиям в тылу врага, узнал бы его и по рассказу Татьяны Дмитриевны, которая просила меня передать привет однополчанам отца.

Можно привести такой эпизод, говорящий о Дмитрии Тимофеевиче Короленко больше, чем самая лучшая характеристика. В одном из отрядов Лепельской партизанской бригады был лихой партизан Николай Непомнящий. Все знали, что родных у него нет, к любили его, как сына и брата. Перед одной ответственной операцией пришел Коля к секретарю подпольного райкома партии В. Л. Качапу, помялся в нерешительности и робко подал исписанный неуверенным почерком листок. Партизан решил вступить в ряды Коммунистической партии. На заседании бюро подпольного райкома партии заметили, что в документах Непомнящего не значится отчество.

— В чем дело? — спросили его.

— А у меня нет отчества, — ответил он, потупясь.