Виктор Петелин - Жизнь графа Дмитрия Милютина

Высокий, слегка полнеющий красавец, Александр Николаевич не так давно просто наотрез отказывался от подписания мирного договора, в котором есть предварительные четыре пункта договора. Императрица, как только услышала об этих четырех пунктах, тут же возразила:

– При всей моей любви к императору Николаю могу сказать, что наша политика была неправильной: мы больше интересовались Западом, его интересами, а между тем интересы славянских народов оставались в забвении, бывали на заднем плане. Мир должен быть заключен, пусть и не так скоро, но, конечно, не на основе четырех пунктов, которые диктует нам Запад.

А вскоре выяснилось, что Запад не только продиктовал эти четыре пункта, но придумал еще и пятый, который был совершенно недопустим. Никто никогда и не предполагал осуществлять эти четыре пункта. Но важно было выиграть время, занять Европу, а главное, дать Австрии возможность выпутаться из англо-французского союза. Что бы мы стали делать, если бы Австрия присоединилась к ним против нас? Мы не имеем никакой возможности защищать западную границу. А потом дипломаты на различных конференциях с западными странами все обговорили и приняли договор о мире – Парижский договор, пусть что-то мы и потеряли, но никаких территориальных уступок не сделали, Константинополь не получили, о чем так мечтал Николай Первый, кое-что мы потеряли… И славянские народы по-прежнему в кабале у Турции, а это половина ее населения вообще… Но еще придет время, а пока пришлось подписывать мир с Западной Еропой… Прошли времена Александра Первого, прошли времена Священного союза, когда мы господствовали в Европе…

Из Лондона стали приходить «Голоса из России», Александр Второй услышал об этом и тут же приказал князю Долгорукову доставлять непременный экземпляр этих «Писем» ему и императрице, которая тоже заинтересовалась этими «голосами». Первая же публикация от имени Русского либерала привлекла внимание императора своей цельностью и независимостью мнений, в которых он тоже почувствовал что-то из своих раздумий, которыми делился и в Манифесте о восхождении на престол, и в различных собраниях с дворянством, купечеством, с чиновным людом. Пусть не теми же в точности словами Русского либерала, но и он сказал о том, что необходимо провести реформы во всех сферах общественной и социальной жизни, и он, Александр Второй, еще отцу говорил, что декабристов нужно простить за попытку реформ, они увидели на Западе нечто такое, что и в России надобно ввести, пусть они ошибались, но мысли повсюду двигались в этом направлении обновления форм управления… Русский либерал говорит, что страна проснулась от мертвенного оцепенения, увидела бедственное положение России, повсюду возникала рукописная литература, предлагавшая ответы на тысячи вопросов современной русской жизни. Никто из авторов и не думает о революции, о свержении монархии, они думают лишь о вознаграждении за утраченные сорок лет безмолвия, они не растрачиваются в мелкой злобе о прошлом императоре, без малодушия, робости и преувеличения измеряют они пучину зол. Европа бунтовала, меняла династии и формы правления, а русских за это же называли спящими, русской мысли нельзя было дышать под невыносимым гнетом, а за время сорокалетнего террора возникла и опутала всю Россию в свои сети алчная, развратная и невежественная бюрократия, эта тирания нового рода, сквозь которую не доходит ни голос России до царя, ни мысли и намерения царя до России… Как радовались мои близкие и придворные, когда удалось освободить Клейнмихеля от должности, ведь все знали, что он не совсем чист на руку… Уж не говоря о том, как радовались, когда он уволил графа Нессельроде и назначил князя Горчакова на место министра иностранных дел, русского, родовитого, а главное, умного, образованного, знающего свой предмет не понаслышке, великолепно говорящего на всех европейских языках… Предстоят еще какие-то назначения, как бы не ошибиться в своем выборе… Кажется, нынешний благонамеренный государь, пишут в письмах, не дал убаюкать себя лживыми наговорами, что будто бы наш народ – скопище буйных сорвиголов, намеренных разрушить трон. Вся цензура стойко стоит между царем и народом, чуть что – сразу выбрасывает какую-либо свежую мысль, так ужасен гнет цензуры…

Александр Второй указал шефу жандармов доставлять ему и императрице всю печать из Лондона и тщательно изучали материалы, а порой и обсуждали между собой…