Даниил Мордовцев - Двенадцатый год

Кровавый день наконец кончился. На страницах истории написалось новое слово: "Фридланд".

7

Прошло десять дней после рокового Фридланда. Русские войска, гонимые страшным сереньким человеком в необычной шляпе, поспешно ушли за Неман, в Россию, махнув рукою и на Пруссию, которую они не смогли защитить от страшного серенького человека, и на свою славу, лавры которой, завядшие и полинявшие, по лепестку оборвал этот страшный серенький человек и бросил на произвол историческим ветрам.

- Буди проклято чрево, носившее тя, и сосцы, яже еси сосал! бормотал как бы про себя, стоя на русском берегу Немана, старенький полковой священник, отец Матвей, которому вспомнилось, как он под Фридландом, в виду напиравшего на русских врага, не успел даже помолиться над телами воинов, кучами лежавших но обеим сторонам замутившейся кровью речки Алле.

День только начинается. Солнце, каждый день видевшее все битвы да битвы, освещавшее все кровь да кровь, сегодня выглянуло из-за лесу как будто приветливее... Не слышно пушечного грому... Дым от пороха не застилает очи солнышку; оно во все глаза глянуло на реку - это скромный Неман, на расположенный по береговому склону ее городок - это город Тильзит. По обоим берегам Неман усыпан народом, войсками всех национальностей, оружий и типов, стонет тысячами голосов. Что это за сборище? И почему все эти маесы толпятся у берега, посматривая на реку, на середине которой, на поверхности воды, держится что-то невиданное, необычайное? Это на воде обширный плот, а на плоту - два красивых, затейливо изукрашенных флагами здания: одно из них - большее, болеезатейливоеи более изукрашенное, другое - меньшее, меньше и изукрашенное. Над большим высятся два фронтона, и ма одном из. этих фронтонов красуется гигантская буква N, на другом - такое же гигантское А. Далеко видны эти буквы. На верхушке последнего фронтона, над самою буквою А, сидит ворона и громко, беспутно как-то каркает, обратившись клювом к русскому берегу реки.

- Ишь проклятая! - ворчит на нее знакомый ужо нам гусарик, тот самый, что распространялся об "эскадронной Жучке", толкаясь на берегу Немана вместе с другими солдатиками.

- Ты что огрызаешься? - спрашивает его старый гусар Пилипенко, тот, который плакал над раненой Жучкой.

- Да бон, дядя, ворона в нашу сторону каркает, на нас, значит.

- На свою голову, не на нас.

- А що воно таке там написано? - любопытствует Заступенко. - Якого биса вин там надряпав?

- Какого беса! зх, ты хохол безмозглый! надряпал! - строго замечает гусарик. - Эко слово сказал!

- А що ж? то вин писав, а вин ще ничего добраго не робив.

- То-то не робил! Это знаешь, что написано там?

- Та кажу ж тоби, чортив москаль, що не знаю - я не письменный, сердится Заступенко.

- А вот что написано: это иже, а вот это - аз?

- Так що ж коли иже та аз? А що воно таке се бисо-ве иже та сей чортив аз?

- Ну, хохол, так хохол и есть! безмозглый - мозги с галушками съел.

- Та ты не лайся, а кажи дило.

- Дело я и говорю: иже - значит император, а аз - Александр. И выходит - императору Александру.

- Те-те-те! от вига дав бисив сын.

В разговор вмешивается донской казак, который предлагает новое толкование буквам, написанным на фронтонах павильона.

- Ты говоришь - иже - император; а я думаю - не инператор, обращается он к гусарику.

- А что ж, по-твоему?

- А вот что, брат. Кто строил эти палаты-то?

- Он француз, знамо.

- Так как же, по-твоему, себя-то он и обидит? Не та-козский он человек, чтоб обижать себя. А он вот какую шгуку придумал: одна-де каланча пущай будет ваша, к примеру, русская; на ней аз будет стоять - Александра, значит, Павлович; а на другой-де каланче я сам себя напишу... И написал иже... А знаешь, что такое иже? а?

- Иже и есть!

- То-то! не совсем с того хвоста... Слыхал ты об антихристе?

- Ну что ж! слыхал.

- А кто антихрист?

- Он - Апалион, - это всякий знает.

- Ну, так вот и знай: в Священном писании иже и есть антихрист... "иже, - говорит, - придет соблазнять людей и покорити их под нозе ног"... Вот что!

И гусарик, и Заступенко объявили протест против этого толкования и за разрешением своего спора обратились к батюшке, который тоже стоял на берегу и задумчиво глядел на Тильзит, в котором виднелось необыкновенное движение. Гусарик подошел к батюшке под благословенье и спросил:

- Скажите, батюшка, зачем это он написал там иже?

- Какое иже? это не иже, любезный, а французское наш - "Наполеон", значит; а это аз - "Александр".

- Об аз-то, батюшка, я и сам догадался, а вот иже-то меня сбило... Покорнейше благодарим, батюшка.