Даниил Мордовцев - Двенадцатый год

И гусар, почесав в затылке, отошел к товарищам, чувствуя свое посрамление.

В другой группе солдатиков шли не менее оживленные толки о том, зачем он, Наполеон то есть, назначил свидание с царем русским непременно на воде, а не на земле.

- Зачем! Знамо зачем - от гордости... Он теперь думает о себе, что ему черт не брат, - ну и ломается, как свинья на веревке, - говорит солдатик с Георгием.

- Это точно, что ломается, - вторит другой.

- Затесавшись эта ворона в чужие хоромы и говорит нашему царю: "Жди, - говорит, - русский царь, меня в гости".

- Ишь ты! а вот чего не хочешь ли? - И солдатик рукой показал нечто, чего, по его мнению, Наполеон не хочет. Ну а царь-от и говорит: "Сунься-ко".

- Значит, рыло в крови будет...

- Знамо. А он и говорит: "Досюдою, - говорит, - до Немана, я дошел досюдою, значит, моя земля; а до-тудою, - говорит, - за Неманом - твоя, дескать, земля" - русская, значит; русского царя батюшки. "А вода, дескать, не земля, она ничья - она Божья: так приходи, - говорит русскому царю, либо ты ко мне в гости на Божью воду, либо я к тебе - оно де и не обидно никому".

- Ишь шельма! ловко придумал.

- А я, дядя, не то слыхал, - вмешивается третий солдатик.

- А что?

- Да сказывают: он для того хочет с нашим-то в воде встретиться, что как они вдвоем с нашим владеют всем светом, он - этой половиной, а наш этой, так ежели теперича они, примером сказать, сойдутся вместе, так земля, значит, не сдержит их... такая у них у обоих силища!

- Сила не маленькая, что говорить! Поди, и впрямь земля не выдержит.

- Говорю тебе - не выдержит...

- Где выдержать!

- Да и потому им нельзя встретиться на земле, что за нас опасаются, пояснял солдатик с Георгием.

- А для чего им за нас опасаться, дядя?

- Как для чего! Мы задеремся с ими, с французами: как бы сошлись маленько, так и драка.

- Это точно, что драка.

- Да еще какая драка, братец ты мой! Потому мы будем опасаться за свово, а они за свово - ну и пошла писать...

- Где не пошла! Такую бы ердань заварили, что ой-ой-ой!

- Верно... А тут бы наши казачки скрасть ево захотели...

- Как не захотеть! Лакомый кусочек... А казаки на это молодцы, живой рукой скрадут.

- Скрадут беспременно... Вон не дале как под Фрид-ландом французский бекет скрали... Велели это Каменнов да Греков - уж и ловкие ж шельмецы! велели это своей сотне раздеться, да нагишом, в чем мать родила, аки младенцы из купели, и переплыли через реку, да и скрали бекет, а опосля как кинутся на самый их стан, а те как увидали голых чертей, ну и опешили...

- Да, ловкие шельмы эти казаки.

- Где не ловкие! Поискать таких, так и не найдешь.

- Где найти! продувной народец.

Как бы в подтверждение этого в толпе показался верховой казак, который, перегибаясь то на ту, то на другую сторону, словно вьюн, и делая разные эволюции пикою, покрикивал:

- Эй, сторонись, братцы! подайся маленько! конвой идет, конвой дайте место.

Толпа несколько отхлынула и оттеснила в сторону нейсатого еврейчика, который, толкаясь средь народа с лотком, наполненным булками, огурцами, колбасами и всякой уличной снедью, выкрикивал нараспев и в нос:

- Келбаски свежи... огуречки зелены... булечки бя-лы... Ай-вей! ай-вей!

В одно мгновенье казак так ловко нанизал на свою пику огурец, потом колбасу, затем булку и все это пихал себе за пазуху, что еврейчик положительно не мог опомниться...

- Ай, да казак! аи, да хват!

- Ай-вей! ай-вей! мои булечки! мои огуречки! аи келбаски!

В толпе хохот.

- Сторонись, братцы! подайся маленько! конвой идет! - покрикивал этот "хват" как ни в чем не бывало.

К берегу Немана действительно двигался конвой стройными рядами, блестя на солнце оружием и красивыми мундирами. Конвой составляли полуэскадрон кавалергардов, чинно и гордо восседавших на холеных конях, и эскадрон прусской конной гвардии, которой еще более, чем русскому воинству, тяжко досталось от немилостивой руки "нового Атиллы". Конвой, оттеснив толпу, выстроился в линию, которая правым флангом упиралась в берег Немана, а левым касалась какого-то полуразрушенного здания, осеняемого однако двумя огромными флагами - русским и прусским.

То же самое движение замечалось и на противоположном берегу Немана, особенно же в той улице Тильзита, которая вела к реке: старая наполеоновская гвардия становилась шпалерами вдоль улицы, эффектно покачивая в воздухе своими высокими меховыми шапками. О, как их знал и ненавидел весь мир, эти страшные шапки, и как при виде их трепетали короли и народы!.. И итальянское, и африканское, и сирийское солнце жгло своими лучами эти ужасные шапки!.. Оставалось только, чтоб русское суровое небо посыпало их своим инеем... И оно - о! оно скоро не только посыплет, но и совсем засьшлет их...