Ю. Бахрушин - Воспоминания

Моя первая англичанка пробыла у нас недолго, через год она уехала навсегда в Англию, но за этот срок она научила меня бегло говорить и читать по-англий-ски. По своему происхождению она была ирландка, моя вторая английская руководительница мисс Грант была шотландка — этим я обязан, что у меня навсегда остался шотландско-ирландский выговор. С французским языком у меня дело вышло лучше, — мой первоначальный бельгийский выговор был все же частично выправлен м-ль Марсель. Все это произошло от недостаточной опытности моей матери, которая не знала, сколь важно с первых шагов дать правильный выговор. На долю мисс Грант выпало не только обучить меня, но и мою сестру. Она покинула наш дом уже после Октябрьской революции после длительных наших уговоров. Мисс Грант была хорошей преподавательницей английского языка, но мои родители сделали непростительную ошибку, пользуясь ее знаниями французского языка и музыки, поручить ей обучение меня и этим предметам. Что касается музыки, я был туг на ухо и унаследовал в отношении этого искусства всю бездарность моей матери, а довольно-таки формальное, лишенное увлекательности и вдохновения преподавание моей учительницы, которая больше умела, чем чувствовала, окончательно погубило дело. Через некоторое время я категорически отказался учиться игре на рояли, к великому огорчению моего отца.

Спустя некоторый срок он возвратился к мечте о моем музыкальном образовании и повез меня к Эмилии Карловне Павловской, попробовать, не выйдет ли из меня певца.

Эмилия Карловна прослушала меня, весьма одобрила мой баритон, но указала на дефект слуха, добавив, что слух можно развить, но для этого надо много работать. Так, с одной стороны, мой переходный возраст в то время не давал возможности форсировать этот вопрос, а с другой — много работать не входило в мои тогдашние интересы, и вопрос о моем пении замер сам собой. Как это часто бывает, впоследствии вся моя жизнь была тесно связана с музыкой, и отсутствие специального музыкального образования более всего мне мешало.

Из моего немецкого языка также ничего не вышло, так как мисс Грант начала мое образование с усвоения грамматических оснований, а не учебы со слуха, как это было с французским и английским, да потом наш дом был проникнут национальной ненавистью ко всему немецкому, что передавалось и мне, и мало способствовало успешному освоению этого языка. Так и остались мои знания немецкого из пятого в десятое.

Моим первым учителем рисования был преподаватель Строгановского училища с необычайным именем — его звали Константин Аниподистович. Это был добрейший человек, но как преподаватель он не был высокого полета, учил по старинке, заставлял рисовать с натуры геометрические фигуры и больше следил за чистотою рисунка, чем за чем-либо другим. Тем более меня поразил мой второй учитель Иван Осипович Дудин, вскоре почему-то сменивший Константина Ани-нодистовича. Иван Осипович с первых же уроков заставил меня рисовать череп, гипсовые маски, цветы и фрукты с натуры. Через два-три месяца параллельно с рисованием он начал учить меня рисовать акварелью. Но самым главным было то, что мой новый учитель очень много беседовал со мной об искусстве, изредка ходил со мной в галереи и часто садился рядом со мной во время урока и начинал самостоятельно рисовать то же, что и я в свой альбом. Когда мы жили на даче, он навещал нас летом и вместе со мной ходил на этюды. К моему несчастью, Иван Осипович по своему призванию был пейзажистом, а мои способности тянули меня больше к портрету. Когда это стало окончательно ясным для моего учителя, он переговорил с моей матерью, и были немедленно приняты соответствующие меры.

Иван Осипович Дудин был типичным представителем русской художественной интеллигенции. Малосостоятельный дворянин, подготовляемый своими родителями к военной карьере, он рано увлекся живописью, которой и посвятил всю свою жизнь. Прекрасно воспитанный, красавец собою, он обладал исключительной скромностью и застенчивостью, которые вместе с природной мягкостью характера и добротою сердца помешали ему занять то первостепенное положение, на которое он имел право претендовать. По специальности акварелист, он хорошо владел этим труднейшим искусством. На выставках вместе с тем он участвовал редко, так как его более интересовала педагогика — возможность учить других своему любимому искусству. На этой почве он сошелся с художником Ю. Ф. Юоном, с которым они вместе и открыли художественную школу на Арбате. Доминировал в ней К. Ф. Юон, но душою дела и исполнителем всей черновой организационно-административной работы был И. О. Дудин.