Ефим Морозов - Рассказы о котовцах

В эту пору вернулся в деревню Ведрашко. Его не узнали в деревне. Кишиневская сигуранца превратила здорового, закаленного в боях фронтовика в хилого, измученного человека.

Ведрашко вошел в свою хату и увидел голые стены и окна, забитые изнутри тесом. За ним робко вошли его соседи. Среди них был Джорди, вытянувшийся и возмужавший. Все молчали и смотрели под ноги, не зная, что ответить Ведрашко, если он спросит о родителях. Но он понял все и без слов.

- Клянусь, что за смерть моих неповинных стариков я отомщу во сто крат! - воскликнул Ведрашко и пошатнулся. Его поддержал Джорди. Он заботливо усадил Ведрашко на лавку и провел возле него весь остаток дня.

И только под вечер Ведрашко вспомнил вдруг о сестре, черноокой юной певунье и хохотушке.

- А где же Виорика? - словно в бреду, спросил Ведрашко и поднял запавшие глаза на Джорди. - Да простит мне бог, совсем забыл с горя о сестре. Где она, Джорди?

Джорди помолчал немного, затем, вздохнув, рассказал о несчастье сестры Ведрашко. Виорику высмотрел какой-то проезжий делец из Бухареста. Он увез девушку с собой в столицу, заверив отца и мать, что там она достаточно заработает и для себя и для родителей.

В Бухаресте делец "устроил" Виорику прислугой в дом "благородного" и богатого купца, где ей посулили легкий труд и недурное вознаграждение.

Но не прошло и месяца, как в деревню пришло известие, что сын хозяина обольстил Виорику. "Высоконравственная" и набожная супруга именитого негоцианта возмутилась "беспутным" поведением служанки, вышвырнула ее на улицу, не заплатив ни гроша. Что стало с Виорикой потом и где она находится, в деревне никто не знал...

Выслушав рассказ Джорди, Ведрашко долго молчал, глядя в темный угол хаты, потом встал с лавки, глубоко вздохнул:

- И это запишу им, злодеям, в мой счет. Дай только срок, и они попомнят еще Константина Ведрашко!

Подавленный и опустошенный, он походил из угла в угол, потом подошел к голым нарам, упал на доски и долго лежал, пока над деревней не затеплилась первая вечерняя звезда.

Тишину в хате нарушил сверчок. Он едва слышно зашуршал где-то в подпечье, затем робко застрекотал.

Ведрашко, привстав на нарах, прислушался.

- Значит, не кончилась наша жизнь, Джорди, - сказал в потемках Ведрашко. - Если выжил в холодной хате цвиркун, так как же нам не жить с тобой в нашем просторном и теплом крае? - И Ведрашко, подойдя к Джорди, крепко обнял юношу. - Будем побратимы, друг мой! Нет у меня никого теперь из близких, а одному человеку ходить на волков - дело гиблое. Ты должен понимать это...

Джорди несказанно обрадовался. От гнетущего одиночества на душе не осталось и следа. Он прильнул головой к груди Ведрашко, и оба долго молчали.

А на другой день поздним вечером в хате Ведрашко собрались фронтовики, которых созвал по его просьбе Джорди. Окна были тщательно занавешены, в хате стоял смрад от горького дыма молдавских трубок, пахло сыростью.

Ведрашко говорил тихо, часто покашливая, глаза его слезились.

- Не дело сидеть сложа руки, - говорил Ведрашко. - Не дело, говорю, смотреть на громилу, когда он орудует в нашем доме! Разве не лучше сделали хотинские и сорокские церане? [Крестьяне (молд.)] А что делаете вы?! повысил голос Ведрашко. - Дожидаетесь, когда из оргеевских лесов придут партизаны, когда вооружат вас и поставят над вами своего вожака?! - Он с укоризной глядел на своих односельчан.

Неожиданно раздался повелительный стук в дверь.

- Кто там? - спросил Ведрашко и закашлялся.

- Комендант! - ответил требовательный голос. - Откройте!

На стол были мигом брошены карты и розданы по рукам. Ведрашко кивнул Джорди, и он распахнул дверь.

Согнувшись под низкой притолокой, в клубах морозного пара вошел плечистый жандарм с карабином под мышкой.

- Что за сборище? - спросил жандарм и насупился. - Почему занавешены окна?

- В картишки балуемся, ваша честь, - ответил Ведрашко учтивым голосом.

- В картишки? - удивился жандарм. - Так зачем прячетесь?

- От людей прячемся, - произнес Ведрашко с притворным смущением. Стыдно будет, если люди увидят, как мы бездельничаем.

Жандарм подозрительно оглядел компанию и, коснувшись пышных бакенбард, потребовал документы.

Он подолгу вчитывался в каждую бумажку, выданную румынской примарией вместо паспорта. Потом неторопливо раздал бумажки обратно, задержав документ одного лишь Ведрашко.

- А немногому научили тебя в Кишиневе, - пробасил жандарм и спрятал документ за борт шинели. - Ты, вижу я, снова начинаешь мужиков смутьянить. Пойдем-ка, дружище, со мной. Там разберемся, какими картишками ты по ночам занимаешься.