Геннадий Тоболяк: Афганская война ГРУ. Гриф секретности снят!

Всякий раз, когда удавалось проскочить опасный участок на «Дороге жизни», раздавался вздох облегчения: «Слава богу, проскочили!» Но кто-то из разведчиков напоминал, еще предстоит возвращаться по этому же маршруту и рано радоваться, что проскочили.

В городе Кандагаре была встреча с ценным источником информации и напряженность не ослабевала.

Особую тревогу за себя и подчиненных испытывал я, командир группы разведчиков, находясь рядом с водителем. Все внимание подозрительных лиц, заглядывающих в автомашину, было обращено, прежде всего, на меня. Они действительно хотели удостовериться, что в машине, раскрашенной голубками, лебедями и русалками, едет религиозный деятель Кандагара, а не подсадная утка, и не кукла, за которую спрятался русский начальник Генади, как меня звали в Кандагаре.

Чтобы придать правдивый характер тому, кто едет в автомашине, переводчики разведгруппы, Ахмет и Хаким, тщательно готовили меня для образа «муллы», приклеивали бороду, своя лишь только отрастала, на голову накручивали чалму, длина которой достигала до двух метров, одевали национальный афганский халат. Вся процедура «вхождения в образ» занимала до часа времени. Переводчики Хаким и Ахмет были хорошими знатоками обычаев и нравов Афганистана и Средней Азии. Ахмет долгое время был нелегалом в Иране, Саудовской Аравии, а переводчик Хаким готовился в нелегалы в Афганистан, но впоследствии обстановка изменилась и он оказался в оперативной группе Кандагара.

Переводчики все делали со знанием дела, но не знали, как спрятать мои голубые глаза от любопытного взора подозрительных лиц, то и дело заглядывающих в автомашину.

Приклеенная седая борода, неизвестно каким образом оказавшаяся у переводчиков, сильно воняла потом, грязью ее бывшего владельца, мешала не только говорить, но и думать. От дурного запаха, к которому было трудно привыкнуть, постоянно подташнивало, кружилась голова, так и хотелось сорвать ее и выбросить, но переводчики были неумолимы и расхваливали бороду и меня с ней:

– Борода очень к лицу, командир, – говорил Ахмет, – ты в ней – вылитый мулла Кандагара.

Всякий раз перед выездом на встречу в Кандагар, переводчики меня собирали в дорогу со всей тщательностью и усердием. Обряд вхождения «в образ» мне не нравился, но приходилось терпеть. От моей безопасности зависела безопасность переводчиков и водителя Саши Григорьева. Втайне от переводчиков я мыл бороду в горячей воде с мылом, кипятил, полоскал в воде и в уксусном растворе, добиваясь устранения отвратительного запаха от бороды, но тщетно. Борода пахла, словно мстила мне за гибель хозяина этой бороды, грязного басмача, борода которого, по-видимому, была отрезана вместе с головой.

– Аллах, пошли нам удачу в делах праведных! – говорил переводчик Ахмет перед отъездом в Кандагар на встречу с ценным агентом или информатором из числа чиновников местной администрации, работающих с нами на материальной основе. А я мысленно для себя повторял слова последнего русского царя, Николая Второго, обращенные к Родзянко: «Нет такой жертвы, которую я бы не принес на алтарь своей Родины!» Главным для меня в этот тревожный момент жизненного пути были наставления моего деда, Баева Ильи Васильевича: «Важно, не как человек начал свою жизнь, а как он ее намерен закончить!»

Проезжая по Кандагару, я видел страшную разруху, монотонно и последовательно превращавшую красивый и цветущий город в зловещий хлев. Обе стороны – как нападавшие, так и защитники – проявляли жестокость друг к другу и к городу, повторяя библейские страницы прошлого: «и предали закланью все, что в городе, и мужей, и жен, и молодых, и старых, и волков, и овец, и ослов, все истребили мечом».

«Где взять добрых пастырей, чтобы они положили свою жизнь за овец?» – думал я, отправляясь на задание.

Облачившись в одежду религиозного деятеля Афганистана, я смотрел в зеркало и видел там глубокого старца, лет 75–80 и не знал, огорчаться мне или радоваться такому перевоплощению. На меня смотрел из зеркала старец со смеющимися глазами русского человека, словно взятыми напрокат.

– Жизнь учит, глаза наблюдают, уши слушают, – говорил переводчик Ахмет не то мне, не то своему товарищу Хакиму, и от его слов становилось еще тревожнее и неспокойнее на душе.

– Командир, старайся рукой прикрывать свои глаза, – советовал прапорщик Микаладзе, – иначе любой афганец заглянет тебе в лицо и скажет, никакой он не мулла, а переодетый русский. Твои фотографии, по данным агентов, давно розданы басмаческим осведомителям, и они не станут тебя разглядывать в этом маскараде и сразу пристрелят.