Геннадий Тоболяк: Афганская война ГРУ. Гриф секретности снят!

Михаил Семенович говорил, а на его лице играла приятная улыбка, располагающая к откровенной беседе: « Я ведь, как Собакевич, большой любитель до сытной еды и полностью одобряю слова Собакевича, если на завтрак или обед свинина, полностью тащи на стол свинью, а если баран – тащи всего барана, гусь – всего гуся!»

Михаил Семенович громко рассмеялся. Съел тушенку, позвал рыжего котенка, приютившегося на мягкой подстилке: «Кис-кис-кис! Иди-ка сюда, Рыжик. Чего ты разлегся, как министр, с грязными ногами. Иди, поешь тушенки. Тебе как члену экипажа самолета тоже не мешало бы позавтракать. Сытым и воевать легче! Правильно я говорю, Рыжик?» Котенок лизнул борттехнику руку и стал жадно зачищать банку, где была тушенка. Съел. Стал умываться лапой и под рокот моторов задремал. Михаил Семенович гладил Рыжика и тихо напевал:

«Скучает по семье», – подумал я о Михаиле Семеновиче, который ласково убаюкивал Рыжика, как дитя.

Внизу, под нами, шел караван верблюдов. На память пришли слова из стихотворения М. Ю. Лермонтова: «И шел, колыхаясь, как в море челнок, верблюд за верблюдом, взрывая песок».

Самолет летел низко, едва не касаясь верхушек деревьев. Было хорошо видно, что происходит на земле.

Была весна. Она опьяняла своими запахами. Природа проснулась, после зимней спячки благоухала… Вдруг над кабиной пилотов загорелась лампочка. Она стала мигать. Красный ее свет означал сигнал тревоги. Михаил Собакин поспешил к пилотам. Я стал всматриваться в землю, чтобы визуально определить причину тревоги, но ничего не обнаружил подозрительного. Обстановка под крылом самолета была спокойной. На земле работали крестьяне, обрабатывали землю для будущего урожая. Услышав гул самолета, кое-кто из крестьян задрал голову, решил посмотреть, кто там летит и куда? Люди махали руками, показывали свое дружеское расположение, другие продолжали работать, не отрываясь от пахоты плугом, знали твердо – надо вырастить и собрать урожай. Все хотят кушать, как те, кто воюет на стороне Бабрака Кармаля, так и те, кто воюет против. Хлеб нужен всем!

Работа в поле стала опасной с началом войны. Урожай жгли басмачи, чтобы он не достался народной власти, жгли правительственные войска, чтобы урожаем не воспользовались басмачи. С войной в людей вселился дьявол, сатанистские силы, зависть и корысть. Война довела крестьян до отчаяния. Они работали на пределе сил и возможностей, желали только одного, чтобы в стране был один хозяин, а не два и не три. Смотрели на Кармаля, как на своего пастуха стада, а он не знал, что сказать и что сделать. Всеми делами в Афганистане управляли советские мушеверы, привыкшие все делать на авось и на глазок, и вирус насилия ширился, как зараза, словно огненный смерч.

Из кабины пилотов вернулся Михаил Семенович. Он объяснил причину тревоги:

– Прошлый раз самолет обстреляли с земли именно в этом месте, и летчики решили повысить бдительность, и не напрасно! Внизу работают крестьяне. Их трудно отличить от басмачей. Да и чем крестьянин отличается от басмача? Ничем. Должен вам заметить, товарищ полковник, жизнь крестьян дошла до полной нищеты. Голод и разруха уже подошли к Кандагару. Цены на продукты питания возросли в пять-десять раз. Война превратила цветущие кишлаки в безлюдье, дикую пустыню. Афганцы покидают насиженные места, уходят в Пакистан, Иран – словом, куда глаза глядят. Во многих кишлаках съедены все кошки и собаки. Люди едят ворон, голубей, чтобы выжить. Всякий человек не без слабости, но чтобы жрать кошек за милую душу – увольте, не могу. А вот афганцы жрут. Сам видел, вот те крест, не вру. Не люди, а оборотни.

– Так же поступали французы во время блокады Франции и ее столицы Парижа, – заметил я, – французы съели не только всех кошек и собак, но и крыс. Знать историю прошлого никому не вредно, особенно если это касается выживания нации!

– Когда же это было с французами? Неужто в годы Второй мировой войны?

– Нет! Это было раньше, когда Париж был окружен неприятельскими войсками задолго до минувшей войны.

– Войны – это зло! Скажите, товарищ полковник, как долго будет продолжаться эта ненавистная всем афганская война?

– Вы, Михаил Семенович, смелый человек, но не дай бог, чтобы эти слова услышал кто-то другой из штаба 40-й армии. Так думают все, но об этом не все так говорят. Не пришло время. Вы правы в том, что Кандагар от бомбежек превратился в Карфаген, разрушенный варварами, и население покидает насиженные места в поисках лучшей жизни. Но где эта лучшая жизнь? Ее нет и быть не может в условиях гражданской войны. В деревнях не хватает рук для работы на пашне. По приказу Бабрака Кармаля в армию забирают поголовно всех подряд, естественно, от этого не станет больше мяса, молока, хлеба. Не надо, Михаил Семенович, задавать вопросы «Кто виноват?» и «Что делать?» – продолжал я, – война в Афганистане только началась и ей не видно конца, и если она продлится десять лет, афганцы будут жрать за милую душу, как вы выражаетесь, не только воробьев, голубей и ворон, но и крыс. Как в Ленинграде, будет процветать людоедство. Об этом теперь можно говорить. Пожалуй, только Жданов в блокадном Ленинграде жрал в три горла, даже имел корову, которая паслась на задворках Смольного, и пил парное молоко, а чтобы не поправиться, бегал вокруг Смольного, сбрасывал лишний вес. Для одних война – это смерть, для других – мать родная. Так было, так будет. Пример тому – афганская война.