Алан Мурхед - Борьба за Дарданеллы

Пушок юности давно уже сошел с облика комитета партии: он проявил себя безжалостной машиной, которая почти так же страшна и во многом еще более безрассудна, чем все то, что измыслил Абдул Проклятый. В финансовом отношении правительство оказалось банкротом. Морально оно вернулось к прежней системе насилия и коррупции. В каждом заметном городишке, остававшемся в азиатской части империи, имелись партийные ячейки комитета, и без их поддержки не было возможности получить какое-либо политическое назначение. Местное управление в таких отдаленных центрах, как Багдад и Дамаск, находилось в ужасном состоянии, а Константинополь имел столь незначительное на них влияние, что в любой момент какой-нибудь местный вождь мог утвердить себя во главе своего независимого государства.

В стране и за ее пределами родилось то самое ощущение беспомощности, которое заставило Турцию обратиться к внешнему миру в поисках союзников, и в итоге это свелось к выбору между Германией и Британией. Тактически альянс с Германией был очевиден, поскольку кайзер жаждал его и был в состоянии поставить турецкую армию на ноги. Но немцев в Турции не любили. Особый уполномоченный при американском посольстве в Константинополе Льюис Эйнштейн, вероятно, был прав, когда утверждал, что турки всем иностранцам предпочитают англичан — и это несмотря на факт, что британские чиновники в Турции привыкли считать «хорошими» тех турок, что молятся пять раз в день и обращаются к англичанам за советом. У Англии были деньги, она правила морями, а на своей стороне имела Францию и Россию. Конечно, присутствие России в этом альянсе вызывало смущение, поскольку Россия являлась традиционным врагом Турции, но даже с этим младотурки могли согласиться, прояви англичане больше энтузиазма. Однако этого не произошло. Это правительство молодых революционеров вообще не принималось всерьез, и существовали подозрения, что оно может в любой момент оказаться не у дел. Когда младотурки прибыли в Лондон с предложением англо-турецкого союза, их вежливо выпроводили. К августу 1914 года развитие событий привело к компромиссу, склонявшемуся на сторону Германии. Британская морская миссия продолжала функционировать в Константинополе, но она уравновешивалась — возможно, даже перевешивалась — деятельностью Германской военной миссии, которая активно проникала в ряды турецкой армии. И пока Британия и Франция продолжали оказывать молчаливую поддержку стареющим консервативным политикам в Константинополе, кайзер решительно не привлек на свою сторону более молодых и агрессивных лидеров «Единения и прогресса». В то время еще стоял вопрос, «какая сторона поставит на правильную лошадь». Если младотурки были бы выведены из игры, Антанта могла бы рассчитывать на дружественное нейтральное правительство в Константинополе и на конец германским угрозам на Ближнем Востоке. Но останься младотурки у власти, британцы и французы оказались бы в неприятном положении. Понадобилось бы поменять ставки, попробовав поставить деньги на победителя и получить их до того, как гонка закончится.

Сложилась чрезвычайно привлекательная для восточного ума ситуация, и младотурки постарались извлечь из нее максимум пользы. Более того, обстановка вряд ли могла быть более благоприятной для начавшихся сложных интриг: тут участвовали и иностранные послы, расположившиеся, словно бароны-разбойники, в своих огромных посольских комплексах вдоль Босфора, и младотурки во дворце Юлдиз, и Блистательная Порта. Да и повсюду в самой раскинувшейся на огромной площади, разлагающейся, но в то же время прекрасной столице царила приглушенная атмосфера заговоров, которая, похоже, накануне войны охватила все нейтральные столицы. Эта атмосфера была схожа с той, что возникает в казино в момент максимальных ставок глубокой ночью, когда каждый ход представляется судьбоносным, предопределенным, когда все, как игроки, так и зрители, поглощены игрой и когда на мгновение целый мир, кажется, зависит от чьего-то мимолетного каприза, какого-то особого акта смелости, раскрытия карт. В Константинополе это ненатуральное, искусственное возбуждение было еще большим, поскольку никто не знал правил игры, а в этой непонятной головоломке идей, возникавшей на всякой встрече между Востоком и Западом, никто не мог предвидеть на один-два хода вперед.

Но при всем этом надо было принимать во внимание личности главных действующих лиц, и прежде всего личности младотурков. Даже в местности с такой зловещей репутацией, как Константинополь, трудно представить себе подобную странную группу лиц. В младотурках было что-то неестественное, какая-то дикая и устарелая театральность, которая вроде бы знакома и в то же время совершенно нереальна. Невольно склоняешься к тому, что это персонажи какого-то фильма о гангстерах, наполовину документального, наполовину воображаемого, и было бы нетрудно предать их тому удобному забвению, которое обычно окутывает большинство политических авантюристов, если бы они как раз в этот момент не обладали такой властью над многими миллионами людей.

Читать дальше