Е Мурина - Ван Гог

Отвращение к торговле картинами сыграло в становлении его взглядов на искусство огромную роль: "Искусство предстало ему не как торговая деятельность или возможность служить своему существованию, но как средство выразить Добро" 12.

Оставшийся без места Ван Гог охотно принимает предложение стать учителем и воспитателем в частной школе некоего мистера Стокса в Рамсгейте (Англия). В апреле 1876 года он вновь выезжает в Англию, где пробудет до декабря того же года. Но и здесь он убеждается, что применяемая в школе система "воспитания", а скорее угнетения детей, вызывает в нем глубокую тоску. Его описания жизни подопечных ему школьников напоминают самые грустные и безысходные страницы из романов его любимого писателя Диккенса, посвященных детям. Он чувствует себя бессильным что-либо изменить, но душой находится на стороне детей. Конечно, ему не место в этой леденящей обстановке, и Ван Гог вновь оказывается без работы.

Еще будучи сотрудником Стокса, переведшего свою школу в один из пригородов Лондона - Айлворт, Ван Гог сблизился с методистским пастором Джонсом, который теперь принимает его в помощники проповедника. Так началась его проповедническая деятельность. Не щадя себя, всегда полуголодный, Ван Гог проповедует Евангелие в лондонских пригородах. Сохранились тексты нескольких его проповедей 13, которые он произнес с пламенным чувством, несмотря на отсутствие природного красноречия и недостаточно беглое знание английского языка. Однако он вновь вынужден вернуться в Голландию и прибегнуть к помощи родных, приведенных в замешательство мистической экзальтированностью Винсента, к тому же одетого в квакерскую одежду. Ему находят работу приказчика в книжном магазине в местечке Дордрехт 14, где Винсент с неистовой жадностью накидывается на чтение, стремясь пополнить пробелы в своем образовании. Торговля книгами его нисколько не занимает. Он погружается в состояние религиозной экзальтации. Об этом рассказывает один из тогдашних его знакомцев: "Он жил как святой и был во всем размерен как эремит... Когда я ему говорил: "Парень, ты слишком строг, успокойся немного", - он отвечал мне со своей полупечальной, полуюмористической улыбкой, которая так изменяла его лицо, что делала безобразные черты привлекательными: "Ах, Гёрлитц, Библия мое утешение, моя опора в жизни. Это самая прекрасная книга из всех, какие я знал. И следовать тому, чему учил Христос людей, моя цель" 15.

У него созревает решение стать священником, как отец. Понадобилось пустить в ход всю свою волю и упорство, чтобы сломить недоверие родных. "Насколько мне помнится, в нашей семье, семье христианской в полном смысле этого слова, из поколения в поколение кто-то всегда был проповедником слова Божия... Почему один из членов нашей семьи не может почувствовать в себе призвание к такому служению, почему у него не может быть оснований посвятить себя ему, объявить о своих намерениях и поискать средств к достижению своей цели?" (89, 39). "Поскорее бы только, - добавляет он, большая и напряженная работа, без которой не сделаться служителем Евангелия, осталась, наконец, позади!"

Ван Гогу удалось добиться поддержки семьи, и в мае 1877 года он приступил к подготовительным занятиям, чтобы по прошествии двух лет, сдав экзамены, получить диплом богослова. Он выдержал год напряженных занятий. Греческий и латынь, история, священное писание и другие предметы заполняют его жизнь с утра до ночи. Однако Ван Гог и тут не может "уложиться" в школярский кругозор. Его личность растет и углубляется. Учеба вызывает в его памяти бесчисленные картины с сюжетами из священной истории. Стремясь стать не просто проповедником, но "l'homme interieur et spirituel" (121,43) (человеком, живущим внутренней жизнью и одухотворенным), он размышляет над тем, как достигнуть этой цели: "Нельзя ли развить в себе способность быть им при помощи знакомства с историей в целом и с определенными деятелями всех времен, в частности - от библейской истории до истории революции, от "Одиссеи" до книг Диккенса и Мишле? И не следует ли кое-что почерпнуть из творчества таких людей, как Рембрандт, или из "Сорной травы" Бретона, "Часов дня" Милле, "Предобеденной молитвы" де Гру... из "Больших дубов" Дюпре или даже "Мельниц и песчаных равнин" Мишеля?" (121,44).

Однако интерес к искусству оставался пока на втором плане. Мендес да Коста, у которого Ван Гог брал уроки греческого и латыни, писал потом: "В то время я не мог никоим образом подозревать, равно, как и кто-то другой, а также он сам, что в глубине его души заложено зерно его цветового визионерства" 16.