Роберт Харви - Освободители

Это было даже больше того, чего ожидали испанцы, готовые к капитуляции. Они поддержали эту идею, хотя она была неоднократно отвергнута Мадридом. Но Сан-Мартин с тех пор окончательно прослыл монархистом, в особенности среди последователей Боливара. Это было несправедливое обвинение, ранившее человека, который на протяжении последнего десятилетия сражался с испанской короной, — ведь его взгляды на социальные и политические реформы практически совпадали со взглядами Боливара. Почти наверняка причиной для такого соглашения было то, что ряды его войск сильно поредели из-за болезней, а сам он был слаб и измотан, потому опасался, что его осада не увенчается успехом. Таким образом, он стремился к компромиссу — установлению конституционной монархии, — чтобы сделать капитуляцию более приемлемой для испанцев. Позднее Сан-Мартин, опровергая обвинения, будто он продался монархии, оправдывался и писал, как он часто делал, о себе в третьем лице: «Генерал Сан-Мартин, хорошо знавший политику мадридского двора, был убежден, что кабинет никогда не утвердит подобный договор. Основной его целью было скомпрометировать испанских военачальников — признав независимость, они на деле оказывались скомпрометированными, и у них не оставалось иного выбора, как связать свою судьбу с делом (латино) американской независимости».

В июне 1821 года капитан Бэзил Холл из эскадры королевского военно-морского флота, базировавшейся у берегов Южной Америки, доставил Сан-Мартину письмо от его жены. Он оставил нам следующее описание генерала:

«На первый взгляд в его внешности не было ничего особенного, бросающегося в глаза; но когда он поднимался и начинал говорить, его превосходство над окружающими становилось очевидным. Он принял меня на палубе очень просто, без излишних церемоний. На нем была фуражка на меху и свободная куртка. Он сидел у стола, сооруженного из нескольких толстых досок, уложенных на пустые бочки. Красивый, высокий, хорошо сложенный (статный) мужчина, у него большой орлиный нос, густые черные волосы и длинные черные бакенбарды, идущие от одного уха до другого и соединяющиеся под подбородком, большие проницательные глаза цвета эбенового дерева и типично военная внешность. Человек он в высшей степени обходительный и простой в обращении, не затронутый манерностью, чрезвычайно сердечный и непритязательный. Он обладает природной добротой; короче, я никогда не встречал человека, чье обаяние было бы столь неотразимым. В беседе на серьезные темы он не любил вдаваться в излишние подробности, внимательно выслушивал собеседника и отвечал ясным хорошим языком, проявляя большие познания и приводя вызывавшие восхищение аргументы, целью которых было заставить собеседников почувствовать, что они поняты».

Холл описывает мумию, доставшуюся Сан-Мартину в качестве трофея:

«Это была фигура сидящего человека, его колени подтянуты почти до подбородка, локти прижаты к бокам, а ладони — к щекам. Полуоткрытый рот показывал два ряда прекрасных зубов. Тело, хотя и высохшее до крайней степени, сохраняло все внешние черты человеческого существа, кожа оставалась повсюду, за исключением плеч. На лице сохранилось пронзительное выражение агонии. Предание гласит, что во времена завоевания многие инки и их семьи подвергались таким жестоким преследованиям, что они предпочитали быть сожженными заживо, чем подчиниться судьбе, уготованной им испанцами».

Сан-Мартин говорил Холлу, что его главным оружием было общественное мнение: «Испанцы, неспособные управлять им, запрещали его проявления, и вот теперь они ощутили на себе силу его воздействия и его важность». Он продолжал:

«Люди спрашивают меня, почему я не предпринимаю немедленного штурма Лимы. Я мог это сделать, и я сделал бы это, если бы это соответствовало моим планам. Но это не так. Я не искал военной славы и не жаждал титула завоевателя Перу: я всего лишь хотел освободить страну от испанского гнета. Что хорошего ждало бы меня в Лиме, если ее жители будут ко мне враждебно настроены? Как я мог бы дальше продвигать дело независимости, если бы силой оружия захватил Лиму или даже всю страну? У меня совсем другие убеждения. И я хочу, чтобы весь народ думал так же, как я, а не делать один шаг вперед в расчете на общественное мнение. Поскольку столица готова сейчас проявить свои чувства, я дам ей возможность сделать это, не подвергаясь опасности».

В начале июля 1821 года Ла Серна, замещавший вице-короля, объявил, что его армия оставляет Лиму и уходит в крепость Кальяо. Это вызвало панику среди роялистов в Лиме, подогреваемую слухами, что рабы и индейцы готовы разграбить город и что Сан-Мартин подобен монстру. Городской совет, испугавшись рабов и индейцев больше, чем «монстра», обратился к нему с просьбой войти в город и защитить их. На это он ответил: «Я не желаю вступать в город завоевателем. И я не войду в город, если сами жители не попросят меня об этом». К тому же он объявил, что армия останется за пределами города. 9 июля, в годовщину независимости Аргентины, когда он наконец вошел в Лиму, произошло землетрясение. «Это знак Божьего гнева», — заявили роялисты; «Это инки приветствуют нас из своих могил», — говорили патриоты. Сан-Мартин одержал крупную победу: с помощью терпения и выдержки, политического чутья и блестящей стратегии он захватил Лиму — оплот испанского владычества в Америке, правда, использовав пропагандистские методы и голодную блокаду. На главной площади ему была организована торжественная встреча — дабы ублажить его, были собраны, похоже, самые красивые девушки Лимы. Одна обняла его колени, две другие обвили руками его голову, еще одна упала ему на грудь. Он был покорен и нежно расцеловал их.