Согласно правилам, «жены преступников, живущие в остроге или вне его стен, не могут посылать писем иначе, как вручая их открытыми коменданту. Всякое письменное сообщение иным способом воспрещается».
Известно, однако, что и «преступники» и их жены находили много способов, чтобы нарушить эти правила.
Иван Пущин, едва прибыв в Сибирь, сообщал отцу и сестрам нелегально, через фельдъегеря Желдыбина: «Буду всячески стараться и законно и беззаконно к вам писать — удавалось — авось удастся и оттуда — Лепарский отличный человек». С той же оказией Пущин предупреждал сестру: «Будем между строками писать лимонным соком… Однако будь осторожна с лимоном, ибо Муханов мне сего дня сказал, что уже эта хитрость открыта…». [179] Дело «О государственных преступниках. Об отправленной и Государственный архив Иркутской области (ГАИО), ф. 24.
«Открытой» на этот раз оказалась и пущинская оказия…
В ноябре 1827 г. на сибирском тракте в десяти верстах от города Мологи проезжие крестьяне подобрали оброненный мешок с вещами и письмами. Дознанием было установлено, что письма принадлежали «государственным преступникам» И. Пущину, П. Муханову и А. Поджио, вез же корреспонденцию (и обронил) фельдъегерь Желдыбин, сопровождавший в Сибирь эту партию декабристов и возвращавшийся оттуда. Из найденных писем обнаружилось еще одно должностное преступление Желдыбина; в Ярославле, по пути в Сибирь, он якобы разрешил свидания: Екатерине Уваровой — с Мухановым, а жене и теще Якушкина — с Пущиным.
В январе 1828 г. началось разбирательство «дела о поступке фельдъегеря Желдыбина», которого взяли под арест и держали в таковом состоянии в течение года. Допросы сняли с содержателей почтовых лошадей и их работников, а также с людей Уваровой — крепостного и вольнонаемного, находившихся при барыне в Ярославле в ожидании проезда Лунина. На беседу к ярославским жандармам была вызвана и Екатерина Сергеевна. Узнав об обвинении невинного человека (хотя это и был фельдъегерь, не отличавшийся гуманностью), Уварова посчитала своим долгом заступиться за него. «Генеральша Уварова, — отмечено в деле, — сведав, что фельдъегерь Желдыбин предан военному суду», обращается по инстанциям «с убедительнейшею, настоятельнейшею просьбою» о помиловании Желдыбина, «уверяя под клятвою, что он отнюдь невинен и что ей ужасна мысль быть виновницею его несчастья…» [180] Там же, л. 118–118 об.
В данном случае Желдыбин, действительно, был «невинен»: свидание в Ярославле произошло не по умыслу его, а по недосмотру. Удивительно вообще, как этот фельдъегерь, жестокий человек, по единодушным отзывам всех декабристов, согласился отвезти незаконную корреспонденцию преступников к родным. Тем более что в прошлом он отверг 3500 рублей, предложенных родственниками Муравьевых, Анненкова и Торсона за разрешение видеться по пути в Сибирь. [181] См.: В. Гонцова-Берникова. Из жизни декабристов на каторге и в ссылке в 1827 году. — В сб.: Декабристы на каторге и в ссылке, стр. 62.
Начальству были известны эти заслуги Желдыбина, поэтому после года ареста и дознания его вернули на прежнюю службу.
Для нелегальной переписки декабристы и их жены использовали коробки с двойным дном, ящики для табака и т. п. В «секретных же случаях» недостатка не было. Вероятно, главными посредниками между каторжанами и их родственниками выступали сибирские купцы.
Когда уже в 1841 г. на поселении в селе Урик М. С. Лунин был вторично арестован и заперт в Акатуе, началось дознание, откуда к нему попали ружья, пистолеты и пороховые припасы (Лунин был страстный охотник), запрещенные инструкциями. По предположению Руперта, эти вещи мог доставить Лунину купец Николай Кузнецов, который ко времени ареста декабриста выехал из Восточной Сибири в неизвестном направлении. [182] См.: С. Б. Окунь . Декабрист М. С. Лунин. Л., 1962, стр. 258.
Посредничество Кузнецова не вызывает сомнений. Правнучка Никиты Муравьева — А. Бибикова не раз видела его в Москве в доме Софьи Никитичны: «К бабушке Софье Никитишне еще приезжал иногда бывший сибирский купец-миллионер, потом разорившийся — Кузнецов. Он был одним из посредников по передаче денег Никите Михайловичу, и при этом единственным честным посредником. Бабушка встречала его радостно и с почтением, а он для этих посещений одевал парадные клетчатые брюки в обтяжку, огромный шелковый галстук бабочкой, крахмальные воротнички, подпиравшие подбородок, завивал кок на голове и был очень похож на Далматова в «Свадьбе Кречинского». [183] А. Бибикова. Из семейной хроники, — «Исторический вестник», 1916, № 11, стр. 414.
Читать дальше