Юрий Житорчук - Так кто же виноват в трагедии 1941 года?

Балтийский и Черноморский флоты 19 июня были переведены на оперативную готовность № 2.

19 июня НКО выпустил приказ о рассредоточении и маскировке самолетов во всех приграничных округах, который дублировал аналогичный приказ НКО от 27.12.40. Однако оба эти приказа так и не были выполнены. В результате этого должностного преступления наших военных фашистам впервые же часы войны и удалось уничтожить значительную часть советской военной авиации.

20 июня выходит приказ начальника погранвойск НКВД Белорусского округа «Об усилении охраны границы»:

«В целях усиления охраны границы ПРИКАЗЫВАЮ:

1. До 30 июня 1941 г. плановых занятий с личным составом не проводить.

2. Личный состав, находящийся на сборах на учебных заставах, немедленно вернуть на линейные заставы и впредь до особого распоряжения не вызывать…

4. Выходных дней личному составу до 30 июня 1941 г. не предоставлять».

18 июня Кремль направил в Берлин предложение принять Молотова для проведения срочных переговоров, но получил отказ. После чего в дневнике Геббельса появилась запись: «Молотов просился с визитом в Берлин, однако получил решительный отказ», а Вайцзеккер в своем дневнике записывает: «Главная политическая забота, которая имеет быть место не дать Сталину возможности с помощью какого-нибудь любезного жеста спутать нам в последний момент все карты».

На этом весь дипломатические арсенал Сталина по предотвращению войны был исчерпан, и каким бы он не считал себя гением, но в его руках просто уже не было никаких дипломатических рычагов влияния на дальнейшее развитие советско-германских отношений.

Пришло время принимать окончательное решение. Однако и в этих условиях Сталин продолжает накладывать жесткие ограничения на все ведущиеся военные приготовления. Все действия РККА должны производиться скрытно, и ни при каких обстоятельствах не давать формального повода для обвинений со стороны нацистов. Естественно, что скрытность действий РККА значительно снижала скорость подготовки к отражению первого удара вермахта, но это делалось вполне осознано, чтобы исключить возможные обвинения в адрес СССР в агрессии. Кроме того, скрытность развертывания Красной армии заставляла Гитлера так же прибегать к скрытности, что, в свою очередь, значительно снижало скорость подготовки нацистской агрессии.

Для Сталина это принципиально, поскольку он убежден, что за решением Гитлера о нападении на СССР стоит секретная договоренность Лондона и Берлина о заключении англо-германского мирного договора. Единственная надежда нарушить эту договоренность, связана с представлением перед мировой общественностью СССР как жертвы ничем не спровоцированной фашистской агрессии.

Здесь необходимо отметить, что любой анализ действий Сталина в предвоенные месяцы в значительной степени вынужден опираться на воспоминания военных и государственных деятелей СССР, обсуждавших с ним проблемы подготовки Красной армии к войне с нацистами. Однако, при этом, нужно понимать, что при написании мемуаров их авторы далеко не всегда бывают объективны, частенько задним числом изображая события в выгодном для себя свете, находя нужные объяснения своим не всегда достойным действиям. Кроме того, в мемуарах неизбежно содержатся ошибки, связанные с тем, что их авторы со временем что-то забывают или путают.

Согласно мемуарам Жукова с предложением начать развертывание войск и приведение их в боевую готовность он и Тимошенко обратились к Сталину 13 июня:

«13 июня С. К. Тимошенко в моем присутствии позвонил И. В. Сталину и настойчиво просил разрешения дать указание о приведении войск приграничных округов в боевую готовность и развертывании первых эшелонов по планам прикрытия. И. В. Сталин сказал:

— Сейчас этого делать не следует, мы готовим сообщение ТАСС и завтра опубликуем его».

Сразу возникает вопрос: почему такую принципиальную и сложнейшую по своей сути проблему Тимошенко пытается решить со Сталиным по телефону? Разве нарком обороны не мог сформулировать необходимость приведения войск в боевую готовность ранее при личной встрече с главой советского правительства, если он в то время уже был уверен в скором начале войны? Ведь, скажем, в период с 1 по 13 июня Сталин принимал руководство НКО 6 раз общей продолжительностью 14 часов 40 минут. В том числе встреча 9 июня длилась — 5 часов 25 минут, а 11 июня — 2 часа 20 минут.

Далее Жуков пишет:

«На другой день (После опубликования заявления ТАСС, т. е. 15 июня — Ю.Ж.) мы были у И. В. Сталина и доложили ему о тревожных настроениях и необходимости приведения войск в полную боевую готовность…»