Михаил Бойков - ЛЮДИ СОВЕТСКОЙ ТЮРЬМЫ

Семен Борисович маленький, невзрачный и очень словоохотливый человечек лет 45-и с добродушно-хитрой физиономией и близоруко прищуренными глазками. На мой иронический вопрос: "Как дошли вы до жизни такой?" он разразился градом вопросов:

— А вы знаете, какая у меня на воле была жизнь? И какая семья? И сколько я зарабатывал в артели? И какой прожиточный минимум нужен моей семье? И сколько с меня советская власть тянула налогов и займов?

Я ответил коротко, что не знаю. Семен Борисович, оживленно жестикулируя, начал объяснять:

— Если вы не знаете, так я вам скажу. На моей бедной еврейской шее сидели жена, четверо детей, теща и племянница. Что вы на это скажете? И сколько им всем нужно хлеба? В артели мне платили 350 рублей за месяц. Вот как у нас ценят специалистов. А ведь я таки приличный специалист. Меня артельщики называли: "печатных дел мастер".

Прицкер работал в кустарно-промысловой артели "Красный гравер"; резал печати и штампы. Какой-то знакомый еврей однажды предложил ему:

— Слушайте Сеня! Хотите хорошо заработать?

— Он еще спрашивает! С первых лет революции хочу и не могу, — воскликнул Семен Борисович.

— Одному человеку спешно нужна печать.

— Так в чем дело? Пускай завтра приходит в артель.

— Представьте себе, Сеня, он не может приходить к вам в артель.

— Что, он безногий? Так пускай приедет в тележке. — У него очень быстрые ноги, но ему нужна печать… городского отделения милиции.

Перепуганный Семен Борисович всплеснул руками.

_Что?! Ой, вы, кажется, проситесь в сумасшедший дом.

— Ничего подобного.

— Вы знаете, что такое фальшивая печать? За это же в тюрьму сажают. А у меня там нет приятелей. Знакомый перебил его:

— Человек предлагает 500 рублей. Мне 20 процентов за комиссию. И никто не будет знать…

Гравер соблазнился и, на следующий день, встретился на улице с "заказчиком". Через некоторое время ему заказали вторую печать. Попался он на пятой.

— Я же знал, что эта грязная история кончится посадкой, — жестикулируя утверждает Семен Борисович. — Ведь мы же, граверы, всегда ходим под стеклышком. За нами всегда хвосты. И они меня таки посадили. А что я мог поделать? Вы бы, на моем месте, не соблазнились?

— Не знаю.

— Вы себе представляете, что такое 500 рублей для моей семьи? На них я мог кормить детей не одним черным хлебом…

В тюрьме Прицкер сидит второй год. Следствие по его делу затянулось. Энкаведисты хотят "выбить из него" показания, обвиняющие всю артель "Красный гравер "в изготовлении фальшивых печатей для "врагов народа". Он упрямится и кое-как выдерживает "методы физического воздействия".

Своей профессиональной деятельностью Прицкер продолжает заниматься и в тюрьме. Уголовники с воли тайно передают ему оттиски нужных им печатей, куски резины и пробки и крохотные ножички, искусно сдеданные из лезвий для безопасных бритв. Забившись в уголок, гравер режет печати, а урки следят за тем, чтобы ему не помешали тюремщики.

Семен Борисович не только искусный резчик, но и весьма оригинальный художник. Образец своего искусства он продемонстрировал на листе бумаги с текстом

предварительного обвинения по моему делу.

— Дайте мне на минуточку вашу обвиниловку, — как-то попросил он.

— Зачем она вам? — удивился я.

— Интересуюсь печатью управления НКВД. Я исполнил его просьбу. Несколько секунд Семен Борисович внимательно рассматривал печать, затем плюнул на ладонь и быстро стал что-то рисовать на ней огрызком химического карандаша. Закончив рисунок, он положил лист бумаги на стол и придавил его ладонью.

— Как вам нравится такой фокус? — спросил он, подавая мне бумагу.

На ней красовались две совершенно одинаковых печати управления НКВД…

За каждый выполненный Прицкером "заказ" уголовники аккуратно платят его семье 500 рублей.

— Что еще нужно заключенному и многосемейному еврею-граверу? Это же солидное дело. Я в тюрьме готов сидеть сто лет. Наши урки умеют ценить специалистов, — подмигивает мне "печатных дел мастер".

Новый арестант переступил порог камеры. Староста вгляделся в него и, с ленивым спокойствием, сиплым баритоном приказал уркам:

— Братишечки! Навешайте ему!

Урки вскочили с пола и стаей бросились на арестанта. Он дико взвыл и заметался у двери. Его повалили на пол и началось избиение. Били не сильно, но до крови из носа и синяков на физиономии. Человек извивался на полу и тоненьким, почти детским дискантом, захлебываясь и плача, выкрикивал: