Луис Фишер - Жизнь Ленина

За несколько недель до этого Троцкий объявил перед петроградским Советом, что немецкое и австро-венгерское правительства согласились на переговоры под давлением народных масс. В этом утверждении была доля истины, в особенности что касается Австро-Венгрии. Но естественное желание Берлина и Вены изъять Россию из числа своих противников кажется куда более удовлетворительным объяснением их готовности заключить перемирие. Пока подписанный договор оставлял Россию пассивной, все немецкие усилия могли быть направлены на один фронт, на котором немецкие военачальники надеялись весной продвинуться к Ла-Маншу и достичь окончательной победы. После первого русского предложения о перемирии Людендорф связался по телефону с генералом Горфманом на восточном фронте. «Но можно ли вести переговоры с этими людьми?»

«Да, — отвечал Гофман, — переговоры вести можно. Вашему превосходительству нужны войска, и эти войска вы получите в первую очередь» {305} 305 General Max Hoffmann. Der Krieg der versaurnten Gelegenheiten. S. 189. .

Вот почему немцы уселись за стол с русскими в Брест-Литовске. Но коммунисты, даже такие искушенные, как Троцкий, не говоря уже о глупой разновидности их, выведенной позже, никогда не смогли найти иной причины для разумных действий со стороны иностранного правительства, кроме «давления народных масс». Троцкий верил, что, отточив с помощью своего красноречия это демократическое орудие, он сможет обеспечить победу диктатуры в России. Здесь говорило не только личное его тщеславие. Это убеждение разделяли многие большевики.

Большевики носили шоры, помогавшие им идти вперед, пока они не увязли по глаза в терроре и лжи. Троцкий носил с собою и бинокль. С его помощью он обозревал западную часть горизонта, видя только то, что хотел: спасительную революцию. На этом видении была основана его политика. Оно наполняло его отвагой. Журналист, всего несколько месяцев как покинувший шумные и прокуренные кафе нью-йоркской Ист Сайд, он высокомерно бросал вызов германским генералам, чувствуя не только, что за ним право и будущее, но что и он сам генерал, командующий восстающим пролетариатом континента. Это чувство давало ему силы.

По прибытии в Брест Троцкий «заточил советскую делегацию в монастырь», как выражается Гофман, запретив совместные трапезы с представителями Австро-Венгрии, Германии, Болгарии и Турции и личные разговоры с ними. Нельзя было одновременно брататься с императорскими сановниками за обеденным столом и с простыми солдатами в промерзших окопах, весело ужинать с генералами и призывать к их свержению. Отношения в Брест-Литовске стали холодными и формальными. Договаривающихся разделяла пропасть, они были врагами. Воинствующий коммунизм стоял лицом к лицу с организованной военщиной. Буря восстания громыхала вокруг скалы реакции. Два мира столкнулись в разгромленном городе.

Время для переговоров прошло. В поединке между безоружными революционерами и тевтонскими военачальниками была исключена возможность уступок со стороны последних. Первоначальная советская программа международной конференции представителей всех враждующих стран была мертворожденной. Поэтому последствия мира должны были благоприятствовать Германии. Уравнение сил, конечно, не изменилось бы от вычитания нуля, которому равнялась боеспособность русской армии. Но что, если бы кайзер воспользовался естественными ресурсами России и ее рабочей силой? Мир по Черчиллю, то есть сделка между воюющими лагерями за счет России, повлек бы за собою не менее зловещие последствия: Германия, уже ставшая сильнейшей державой мира, оправилась бы от войны, навела порядок в России и снова, как в 1914 году, обрушилась на западные государства. Поэтому, что бы ни говорил Вильсон, западные союзники не были склонны заключить мир без победы. Германские же милитаристы, видя Россию повергнутой, стали еще более наглыми. Все это предвещало заключение в Бресте сепаратного мира, выгодного для Германии.

Оставшись в Брест-Литовске наедине с кайзэровским колоссом, большевики испытывали двойственное чувство. Их, как всегда, гипнотизировала немецкая аккуратность и высокие боевые качества германской армии. Не обладая сведениями о военном потенциале Америки и недооценивая выносливость Запада, советские вожди были уверены, что Четверной союз одержит победу над англо-франко-американской коалицией, не только во время Брест-Литовских переговоров, т. е. в первой четверти 1918 года, но и гораздо позже, в сентябре 1918 года, за два месяца до капитуляции Германии. 27 августа Кремль подписал дополнительный Брест-Литовский договор с Германией, согласно которому, между прочим, Россия обязывалась уплатить Германии шесть миллиардов марок золотом, товарами и в виде долговых обязательств. В августе и сентябре Советы, все еще завороженные Германией, отправили в Берлин на 120 миллионов зол. рублей золота (около 60 миллионов долларов), чудовищную сумму по тем условиям, в которых находилось правительство Ленина — Троцкого. Но лицом к лицу с грозным, закованным в броню германским Голиафом большевистский Давид надеялся, что единственный камень в его праще, революция, отыщет незащищенный висок гиганта и сразит его.