Игорь Минутко - Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха

История этой выставки такова. Из Лапландии Рерихи вернулись в конце октября, и в Сердоболе их ждало письмо шведского профессора Оскара Бьорка, который был инициатором и продюсером «Балтийской выставки живописи 1914 года», где была представлена и русская экспозиция; подбором картин, а потом их отправкой в Швецию занималось жюри, возглавляемое Рерихом, потому к нему и обратился профессор Бьорк: необходимо было решить дальнейшую судьбу картин русских художников, застрявших в Швеции после мировой войны и русской революции. Среди «застрявших» полотен было тридцать работ Николая Константиновича, и в этой связи господин Оскар Бьорк писал: «Я думаю, будет целесообразно, если Вы примете мое предложение организовать в Стокгольме Вашу персональную выставку, добавив в нее новые последние работы, которые у Вас наверняка есть: по моим наблюдениям, Вы принадлежите к тем творцам, которые работают всегда и при любых обстоятельствах».

Предложение было тут же принято. В Швецию ушла телеграмма, в которой «любезное предложение» с благодарностью принималось.

Вернувшись из экспедиции по Ловозеру и Сейдозеру, Рерихи окончательно решили: необходимо немедленно уезжать в Индию. Сначала — из Российской империи. Бывшей, бывшей… Но де-факто Финляндия юридически остается в составе России, и кто знает, как будут разворачиваться события. Судя по сумбурной, противоречивой информации, приходящей из Петрограда, аппетиты у большевиков наполеоновские, а что они варвары, вандалы — неоспоримый факт: разграбление помещичьих усадеб — «дворянских гнезд», поруганные божьи храмы, расстрелы заложников, среди которых преподаватели университетов, ученые, люди творческого труда.

— Мы не вернемся в Россию, — говорил Николай Константинович, темнея лицом, — пока они у власти.

— Значит, мы не вернемся никогда, — тихо отвечала Елена Ивановна.

— Но почему, Лада?

— Потому что они надолго. Во всяком случае, на нашу жизнь их хватит. А, может быть, и на жизнь сыновей.

Да, сначала надо бежать из России, лучше всего в Англию, и там выхлопотать разрешение на переезд в Индию — есть, есть грандиозный план, связанный с этой великой страной. Но и с Россией тоже…

И вот письмо с предложением шведского профессора Оскара Бьорка. Перст судьбы.

«Что же, начнем со Швеции».

На своей выставке в Стокгольме Рерих к тем тридцати работам, которые участвовали в «Балтийской выставке» 1914 года, добавил больше десяти полотен и среди них «Экстаз», «Рыцарь ночи», «Северные острова», «Если не ушли» — все они были написаны за последние два года в Карелии.

Среди сутолоки вернисажа настал момент, когда Николай Константинович неожиданно оказался один, и куда-то вдруг подевалось его несколько назойливое окружение; кругом по-прежнему было много народу, но ни одного знакомого лица; его вроде бы тоже не узнают… Странно как-то. Гул голосов, яркие краски на картинах, развешанных по стенам, и он не узнает их…

«Неужели все это я написал?»…

Плеча коснулась рука — аккуратно, осторожно. Но было в этом прикосновении нечто… Нечто властное.

— Простите, господин Рерих, — перед ним стоял мужчина лет сорока пяти, весьма экзотического вида: что-то южное в лице, темные, гипнотизирующие глаза, длинные густые волосы, падающие на плечи; на его плотной фигуре безукоризненно сидел прекрасно сшитый фрак, в петлице — большая красная гвоздика. — Не уделите ли вы мне несколько минут?

— Вы журналист?

— Не совсем. Впрочем, и журналист тоже. Не уединиться ли нам вон на том диванчике под пальмой? — его русский язык был слишком правильный, чтобы предположить в нем соотечественника.

Николай Константинович повиновался с непонятной покорностью. Они устроились под ветками внушительных размеров пальмы, росшей в кадке с суховатой землей, в которой зоркий глаз художника заметил окурок русской папиросы.

«Наши везде нагадят», — почему-то раздражаясь, подумал он.

— Вы собираетесь в Англию, не так ли? — без обиняков приступил к делу незнакомец.

— Простите, с кем имею честь беседовать? -Да, извините. Прошу!

Рериху была вручена визитная карточка: «Макс Видрашку. Коммерсант, импресарио». И два адреса, в Стокгольме и Берлине.

— Итак, господин Видрашку, что вам угодно? И откуда вы знаете, что я собираюсь в Англию?

— Такова моя профессия, Николай Константинович: знать о планах великих художников.

«Да, вроде бы я кому-то из русских здесь говорил об Англии… Или не говорил?»