Евсевий Памфил - Жизнь Константина

Итак, первенствующие служители Божьи из всех Церквей, наполнявших Европу, Ливию и Азию, собрались в одно место. Один молитвенный дом, как будто распространенный самим Богом, вмещал в себе сирийцев и киликийцев, финикийцев и аравийцев, жителей Палестины и египтян, фиванцев [261] , ливийцев [262] и прибывших из Месопотамии [263] . Присутствовал на Соборе даже епископ персидский [264] , не был отвергнут им и епископ скифский [265] . Понт [266] и Галатия [267] , Памфилия [268] и Каппадокия [269] , Азия [270] и Фригия [271] представили также избранных. Встретились здесь даже фракийцы [272] и македоняне [273] , ахейцы [274] , эпирцы [275] и жители стран еще дальнейших [276] . Вместе с прочими заседал на Соборе и знаменитейший епископ самой Испании [277] . Не был на нем по причине своей старости только предстоятель царственного города [278] , а потому вместо него присутствовали исполнявшие его должность пресвитеры [279] . Такой-то, связанный узами мира венок, представляющий в наше время образ лика апостольского, принесен единственным от века василевсом Константином Христу Спасителю, как богоприличный дар за победу над врагами и мятежниками.

И во времена Апостолов, как свидетельствует слово Божье, собрались мужие благоговейнии от всего языка, иже под небесем. (Деян.2:5). Между ними были Парфяне, и Мидяне, и Эламиты, и живущие в Месопотамии, во Иудее же и Каппадокии, в Понте и во Асии, во Фригии же и Памфилии, во Египте и странах Ливии, яже при Киренее; и приходящие Римляне, Иудеи же и пришельцы, Критяне и Аравитяне (Деян.2:9-11). Но если чего недоставало им, то именно того, что не все они были из служителей Божьих, между тем как в настоящем собрании находилось множество епископов, числом более двухсот пятидесяти [280] , а сопровождавших их пресвитеров, дьяконов, чтецов и многих других невозможно было и исчислить [281] .

Из служителей Божьих одни знамениты были словом мудрости, другие украшались строгостью жизни и подвижничеством, а иные отличались смирностью нрава. Были между ними и такие, которых уважали за долголетие, были и другие, блиставшие юностью и бодростью душевной, были также лица, еще недавно вступившие на поприще служения. Всем им, по повелению василевса, щедро выдавалось ежедневное содержание.

Когда в день, назначенный для разрешения недоумения спорящих, каждый явился на Собор со своим мнением, тогда все, приглашенные в это собрание, вступили во внутренние палаты царского дворца, которые своей обширностью, по-видимому, превосходили прочие, и в которых по обеим сторонам расставлено было в порядке множество сидений, вступили и заняли приличные себе места. Заседая с должным благочинием, Собор сначала соблюдал безмолвие и ожидал прибытия василевса. Вот, наконец, вошел кто-то один, потом другой и третий из приближенных василевса, входили затем и другие, но не из обыкновенных гоплитов и дорифоров, а из верных его друзей. Когда же подан был знак, которым обыкновенно возвещалось прибытие василевса, и все встали, вошел и сам он и выступил на середину собрания. То был будто небесный ангел Божий, которого торжественные одежды блистали молниями света, которого порфира сияла огненными лучами и украшалась переливающимся блеском золота и драгоценных камней. Таково было украшение его тела. А душа его, очевидно, украшена была благоговением и страхом Божьим, это выражалось в поникшем его взоре, румянце на его лице, и движениями его походки. Другие признаки были не менее отличительны, он превосходил окружавших себя и высотой роста, и красотой вида, и величественной стройностью тела, и крепость непобедимой силы, и все это, в соединении с ласковостью его нрава и кротостью истинно царской его снисходительности, лучше всякого слова выказывало превосходство его разума. Дойдя до начала рядов, он сперва остановился на середине, когда же поставили перед ним небольшое, сделанное из золота, кресло, — сел, но не прежде, как подали ему знак епископы. После василевса все сделали то же.

Один из епископов, занимавших первое место с правой стороны, встал, приветствовал василевса краткой речью и вознес за него благодарение Вседержителю Богу [282] . Когда же он опять сел, то сперва наступило безмолвие, и взоры всех устремились на василевса, а потом, окинув присутствовавших светлым и веселым взглядом и собравшись с мыслями, василевс тихим и кротким голосом произнес следующую речь: