Валерий Демин - Русь Летописная

Описание первой русской красавицы и ее погубителя сохранилось благодаря летописи, составленной очевидцем событий — князем Семеном Ивановичем Шаховским: «Царевна Ксения, дочь царя Бориса, девушка, почти ребенок, удивительного ума, редкостной красоты: щеки румяны, губы алы; очи у нее были черные, большие, лучезарные, когда в плаче слезы из очей проливала, тогда еще большим блеском они светились; брови были у нее сросшиеся, тело полное, молочной белизной облитое, ростом ни высока, ни низка; косы черные, длинные, как трубы по плечам лежали. Была она благочестива, книжной грамоте обучена, отличалась приятностью в речах. Воистину во всех своих делах достойна! Петь по гласом любила и песни духовные с охотой слушала. Расстрига же ростом невысок, в груди широк, руки крепкие. Лицо же его не отражало царского достоинства, слишком простое имел обличье, а тело его было очень смуглым. Но остроумен, и более того — в книжной науке достаточно искусен, дерзок, словоохотлив, любил конные состязания, против врагов своих храбр, смел, весьма мужествен и силен и к воинам весьма благосклонен».

Душераздирающие сцены рисуют дневники непосредственных участников событий. Вместе со своими комментариями их приводит Н.И. Костомаров в своей классической монографии «Смутное время Московского государства»: «Через неделю после того голод достиг ужасающих размеров. „В истории нет подобного примера, — говорит современный дневник, — писать трудно, что делалось. Осажденные переели лошадей, собак, кошек, мышей; грызли разваренную кожу с обуви, с гужей, подпруг, ножен, поясов, с пергаментных переплетов книг, — и этого не стало; грызли землю, в бешенстве объедали себе руки, выкапывали из могил гниющие трупы, и съедено было, таким образом, до восьмисот трупов, и от такого рода пищи и от голода смертность увеличивалась“. При съедении умерших соблюдался строевой порядок. За следуемого к съедению товарища велись процессы, шло разбирательство, кто имеет право его съесть. В одной шеренге гайдуки съели умершего товарища; тогда родственники умершего жаловались ротмистру, что они по праву родства имели право его съесть, а гайдуки доказывали, что товарищи по службе имеют на это более права, находясь с ним в одном десятке. Ротмистр не знал, как рассудить их, и, опасаясь, чтобы раздраженные декретом не съели судью, бежал от них. Стали и живые бросаться на живых, сначала на русских, потом уже, не разбирая, пожирали друг друга. „Пан не мог довериться слуге, слуга пану“, — говорит в письме своем Будзило. Сильный зарезывал и съедал слабого; один съел сына, другой слугу, третий мать; человечье мясо солили в кадках и продавали: голова стоила три злотых, за ноги по костки заплачено было одному гайдуку два злотых. По сказанию очевидца купца, бывшего в осаде, съедено было более двухсот человек из пехоты. Иные перескакивали через кремлевские стены и убивались или счастливо спускались и отдавались русским. Добродушные кормили их и потом посылали к стенам уговаривать товарищей сдаться. Казаки таких перебежчиков не миловали, мучили их, ругались над ними и изрубливали в куски».

Вениамин монах токмо для закрытиа вымышлен.

Иоаким святитель, разумеется, архиерей, о котором выше, н. 1, показано, ч. II, н. 198, 237.

Славена и Скифа братиев сказует, следственно, единородными от незнания разности народов, что у многих древних находится. О скифах же гл. 11, о славянех гл. 33, о разности и смешении народов гл. 19. Сие же видимо, что в Степенную новгородскую отсюду внесено и большими баснями умножено, гл. 33.

Алазони в греческом знаменование почитай то же, что славяне, гл. 12, н. 8, 37.

Амазони — славяне, гл. 12, н. 53, гл. 14, н. 68, гл. 34, что Мауроурбин и другие многие утверждают.

Ювелий стихотворец, может Ювеналий испорчено, но как о том он воспоминает, мне неизвестно.

Бастарн князь. Видно, что славян бастарнов, на Дунае и в Вандалии потом живших, от него производит, гл. 13, н. 12, и сие обыкновенное — по имяни народа вымышлять им праотца.

Славенск град в Степенной новгородской разумеет Новград, гл. 33; мню, отсюду ж взял, но здесь имянует град великий, то имеет быть Старая Ладога; а выше говорит за Дунаем, может, о граде Алазоне, который географ Стефаний кладет близ Елеспонта; Мауроурбин Славенск град сказует на реке Мозеле и в Нормандии. Но все, мню, вымыслы пустые.