Валерий Демин: Русь Летописная

Жестокий обычай расправляться с неугодными подобным образом существовал на Руси испокон веков. Его практиковали все князья без исключения, даже канонизированные впоследствии как образцы праведности и благочестия. Так, по сообщениям летописцев, Александр Невский в 1257 году после наведения порядка в мятежном Пскове и удаления оттуда своего сына-фрондера безжалостно наказал его сподвижников-смутьянов — «овому носа урезаша, а иному очи вынимаша». Вот тебе благоверный князь и народный заступник!

У царицы Софьи первоначально рождались одни дочери. На богомолье в Троице-Сергиевой лавре она обратилась с молитвой к Сергию Радонежскому, и его видение неожиданно предстало перед ней: святой держал в руках прекрасного младенца, которого ввергнул в лоно молящейся женщины. Через девять месяцев на свет появился будущий царь Василий III. Но в 1498 году он был еще никем.

Как ни странно, и сегодня находятся историки, пытающиеся обосновать совершенно другую мысль: для Руси, дескать, было гораздо лучше, если бы ее развитие пошло не под эгидой Москвы, а в составе Польского королевства или Великого княжества Литовского. В таком случае Россия давно бы уже вросла в западную цивилизацию, а не пошла бы по пути азиатского деспотизма (который, естественно, дает о себе знать и по сей день). Особенно преуспел в раздувании «литовского мифа» красноярский философ A.M. Буровский, сочинивший целую книгу о злых, темных москалях (иначе он их и не называет) и добрых, просвещенных литовцах. Сибирский автор при этом, конечно же, замалчивает хорошо известные факты, свидетельствующие совсем о другом. Например, как однажды «боголюбивые» литовские культуртрегеры устроили набег на православный Валаамский монастырь: переправившись по льду Ладожского озера на Святой остров, литвины-цивилизаторы не просто истребили здесь все живое, как за зверьем охотясь за каждым монахом, но еще и целенаправленно, до последнего листика (должно быть, из-за особой «любви» к просвещению) сожгли веками накапливаемые бесценные манускрипты и летописи. Ну, а что вытворяли на Русской земле во времена Смуты лихие литовские витязи вкупе со свободолюбивой польской шляхтой — про то речь впереди. Впрочем, читателю и так сие хорошо известно. Иначе зачем же поставили на Красной площади памятник Минину и Пожарскому?

См., например: Панов И. Ересь жидовствующих // Журнал министерства народного просвещения. 1877. Ч. 189–190 (январь — март); Тихонравов И.С. Древняя русская литература // Сочинения в трех томах. Т. 1. М., 1898; Соболевский А.И. Литература жидовствующих // Переводная литература Московской Руси XIV–XVII века. СПб., 1903; Пыпин А.Н. История русской литературы. Т. 1–2. СПб., 1902; Келтуяла В.А. Курс истории русской литературы. 4.1. Кн. 2. СПб., 1911; Сперанский М.Н. История древней русской литературы. М., 1914; Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. В 2 томах. М., 1991.

Изыскания в данной области, предпринятые, в частности, известным историком Р.Г. Скрынниковым, позволяют полностью исключить версию о литературно-научной мистификации: обнаружены документы (писцовые записи), свидетельствующие о личном царском участии в судьбе своих нежданных пасынков — худородных детей Василисы Мелентьевой от первого брака.

Лично для меня рейтинг десяти лучших фильмов всех времен и народов выглядит следующим образом: 1. «Иван Грозный» (Сергей Эйзенштейн. Россия); 2. «Огни большого города» (Чарли Чаплин. США); 3. «Ночи Кабирии» (Фредерико Феллини. Италия); 4. «Унесенные ветром» (Виктор Флеминг. США); 5. «Большой вальс» (Жюльен Дювивье. США); 6. «Дети райка» (Марсель Карне. Франция); 7. «Расёмон» (Акира Куросава. Япония); 8. «Ватерлоо» (Сергей Бондарчук. Россия); 9. «Фанфан-Тюльпан» (Кристиан-Жак. Франция); 10. «Иваново детство» (Андрей Тарковский. Россия).

Многие крупные историки (Ключевский, Соловьев, Костомаров, Шмурло и др.) по-разному оценивали самозванчество Лжедмитрия I. Признавая действительность смерти царевича в Угличе, они тем не менее допускали, что назвавшемуся впоследствии Дмитрием человеку могли с раннего детства внушить: дескать, он и есть чудом спасенный сын Ивана Грозного, вынужденный скрываться от врагов под чужим именем. В таком случае неизбежен вопрос: кому была нужна подобная мистификация? Ответ прост: очень и очень многим, совокупное же имя кукловода — боярство.