Константин Романенко - Спасительный 1937-й. Как закалялся СССР

Были и более категоричные мнения. Колхозник деревни Канищево Дмитриев говорил: «Этих воров не исправишь, их надо просто уничтожать». То же отмечал и колхозник д. Недостоево Крысанов: «У нас в деревне есть совершенно неисправимые воры, как Александров, братья Захаровы, Мишин и др. Эти люди не могут жить, не совершая преступления. Их необходимо все время держать в тюрьме или уничтожать».

Подобные оценки звучали и в рабочей среде. Рабочий завода № 175 г. Тулы Абакумов говорил: «Хорошо, что взялись опять за кулаков и чуждый элемент, а то они нам только вредят и пользы от них мало». Рабочий (завода № 176 в г. Туле) Тишин заявил в группе рабочих: «Правильно Советская власть делает, что собирает кулаков и разный прочий элемент… Вот у нас арестовали кулака Бирюкова, он был первый дезорганизатор производства и лодырь большой, и немало еще таких осталось скрытых элементов».

Эти бесхитростные фразы были произнесены не для пера собкора газеты и не перед глазком телекамеры, они отражали мнение «трудяг» — колхозников и рабочих. Но для поступавших с мест просьб об увеличении лимитов существовали более серьезные причины, чем одобрение операции общественностью. 15 августа начальник УНКВД по Омской области Г.Ф. Горбач сообщал Ежову: «По состоянию на 13 августа по Омской области первой категории арестовано 5444 человека, изъято оружия 1000 экземпляров. Прошу… увеличения лимита первой категории до 8 тысяч человек». [75] Расстрел по 1-й категории // Известия. 3 апреля, 1996 г.

Не будем преувеличивать, утверждая, будто бы наличие у кулаков Сибири тысячи единиц сохраненного оружия могло обеспечить успех кулацкой контрреволюции, но то, что они ждали возможности, чтобы покончить с советской властью, — несомненно. Особенно остро это проявлялось на Северном Кавказе. Сообщая Ежову о ходе операции по состоянию на 15 августа, начальник УНКВД Орджоникидзевского края П.Ф. Буллах указывал: «Для исчерпания лимита в 1 тыс. чел. по 1 категории… осталось пропустить через тройку… 412 чел. Совершенно очевидно, что существующий лимит не обеспечит успешное выполнение задач, поставленных Вашим приказом… нуждается в значительном увеличении».

На Кавказе классовые противоречия были перемешаны с национальными, и разрешить их иначе, чем репрессивными мерами, было невозможно. Так считали и сами колхозники. Один из них в беседе с односельчанами станицы Красногорской говорил: «Надо всемерно помогать и вскрывать всех врагов народа, которые залезли в колхоз, и просить правительство, чтобы их изолировали, а то мы раньше от кулачества страдали и будем страдать, если их еще, гадов, нам оставят». Подобным было мнение и колхозника станицы Черноярской: «Мало забрали из станицы. У нас немало остается еще гадов, которые возвратились из ссылок и посматривают теперь чертом на тех, кто их выселял, готовя нож за спиной». Говоря об аресте бывшего председателя колхоза, карачаевец аула Джегутинского возмущался: «Гогуева забрали, а вся его банда так и осталась. Надо просить… чтобы дали нам, колхозникам, возможность освободиться от всех врагов колхозного строительства».

Начавшаяся чистка усилила слухи о возможности войны. Бывший активный повстанец аула Кумыш тешил односельчан надеждой: «Все равно власти конец, только до осени продержится, а нам, участникам восстания, нужно пока спрятать свою шкуру до осени, тогда будем командирами отрядов». Ему вторил и кулак этого же аула: «Меня Соввласть ссылала, я буду мстить, пока жив, и это наступит скоро… война начинается… Соввласти не будет».

Однако в Москву поступала не только информация о настроениях кулаков, рассчитывающих покончить с советской властью. Приходили и более тревожные вести. 27 августа Сталину и Ежову поступила шифртелеграмма из Красноярска: «25 августа произошел пожар на Канском мелькомбинате, сгорело все оборудование. В зернохранилище комбината хранилось 5 тысяч тонн зерна, 3 тысячи тонн муки. По неточным подсчетам, погибло не менее 30 % зерна, муку отстояли полностью. Личной проверкой и проверкой органами НКВД установлена исключительная засоренность комбината врагами. Предварительное следствие показывает очевидность диверсии. Следствие форсируем. Результаты сообщу дополнительно. СОБОЛЕВ». [76] РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д.57. Л. 57.

На эту информацию Сталин отреагировал предельно резко: «Красноярск. Крайком. Соболеву. Поджог мелькомбината, должно быть, организован врагами. Примите все меры к раскрытию поджигателей. Виновных судить ускоренно. Приговор — расстрел. О расстреле опубликовать в местной печати». Конечно, он понимал, что потери зерна обусловливались не только террористическими акциями и не ограничился карательными мерами. Одновременно руководителям на местах было поручено провести обследование условий хранения зерна. В результате проверки санкций запросил у секретаря ЦК А.А. Андреева и первый секретарь Орджоникидзевского крайкома Сергеев. В сообщении № 1757/ш из Ворошиловска говорилось: «Обследованием предприятий Союзмуки… края установлено вредительство со стороны управляющего трестом Иванова Клавдия: