Константин Романенко - Спасительный 1937-й. Как закалялся СССР

И все-таки «в целях ликвидации конфликта» советская сторона дала согласие на отвод своих войск, правда, одновременно заявив, что это «не означает отказа Советского Союза от прав на спорные острова». Но, хотя советские части были действительно отведены, вскоре у Константиновских островов произошел новый серьезный инцидент. Накануне, нарушив воздушное пространство границы, вдоль верхнего течения Амура демонстративно пролетела большая группа японских самолетов. Один из них разбросал на территории СССР антисоветские листовки от имени РОВС и других российских белоэмигрантских организаций, действовавших в Маньчжурии. В связи с этим 30 июля полпредство СССР в Японии выразило очередной протест ее МИДу.

События на Амуре усердно смаковала зарубежная пресса, и Сталин понимал, что уступка японцам будет воспринята как свидетельство «слабости РККА». Однако в условиях, когда в стране еще продолжалась чистка арии от военных, недавно уличенных в заговоре, он не мог рисковать. В случае перерастания конфликта в войну, даже локальную, обстановка в стране могла превратиться в критическую, вызвав активизацию оппозиционных сил. Проявляя выдержку, он благоразумно пошел на уступку японцам, но даже это не снимало угрозы перерастания конфликта в полномасштабную войну.

Таким образом, не требования секретарей, а ситуация на границе стала причиной того, что 28 июля Политбюро дало санкции Западно-Сибирскому крайкому для ускоренного рассмотрения «тройкой» дел в отношении всех «активистов повстанческой организации среди высланных кулаков» с применением высшей меры наказания. Причем ознакомление 1 июля с текстом беседы Литвинова с американским послом заставило Сталина принять еще более радикальные решения. Конечно, сообщение Дэвиса о разговорах в среде всего дипломатического корпуса «о слабости Красной Армии, о непрочности режима, об ошибках руководства» не могло не задеть самолюбия вождя. Тем более что, по свидетельству посла, такие же выводы делались в США, в Англии, Франции и в других странах.

Тем не менее, Сталин не стал давать интервью иностранным журналистам, чтобы рассеять «сомнения в силе Красной Армии», как предлагал Дэвис. Вождь не играл в популистские политические игры и не имел иллюзий, будто бы проблему можно решить лишь риторической болтовней. В этом не было смысла. Именно Запад, как никогда, был заинтересован в том, чтобы СССР втянулся в войну с Японией. И для того, чтобы восстановить веру в прочность режима и в силу Красной Армии, он нашел более эффективный способ. Придерживаясь известного принципа «на войне как на войне», он решил полностью уничтожить в стране как «пятую колонну», так и всех пособников возможных агрессоров.

Причем проблема была решена без шума и внешних эффектов, не вызвав ажиотажа и пропагандистской истерии в окружающем мире. И то, что 3 июля ЦК разослал директиву об учете бежавших кулаков и уголовников во всех регионах страны, стало одной из актуальных мер по подготовке к войне. Следует подчеркнуть, что подробную зачистку западных районов СССР от националистов органы госбезопасности провели и в 1941 году. Иное объяснение причин проведения этой операции — не более чем признак инфантилизма и даже слабоумия в исторических оценках, от кого бы они ни исходили. В том числе и ссылки на «тезис об обострении классовой борьбы» или якобы «тоталитарности» советского строя.

Но задумаемся: а какие у Сталина были гарантии, что Япония не начнет войну против СССР? Мало кто знает, что советское правительство активно поддержало идею коллективной безопасности, выдвинутую австралийским правительством, предложившим всем государствам, заинтересованным в сохранении мира на Дальнем Востоке и в Азиатско-Тихоокеанском регионе, заключить Тихоокеанский региональный пакт. В мае — июне 1937 года советская дипломатия стремилась продвинуть эту идею в Лондоне и в Вашингтоне. Однако, по заявлению президента Ф. Рузвельта, сделанному в беседе с послом А.А. Трояновским, в США считали, что пакт «без Японии не имеет смысла», а главной гарантией мира является «сильный флот, наш американский, английский и, может быть, советский».

И японцы действительно начали войну. Уже через четыре дня после рассылки директивы ЦК произошел еще один конфликт — на этот раз между японцами и китайцами. В историографии он известен как инцидент на мосту Мосу Лугоу, называемом также мостом Марко Поло в связи с его упоминанием в книге итальянского путешественника. Мост над рекой Юндинхэ был расположен в южном пригороде Пекина — Фэнтай. По нему проходила дорога на Ухань — единственный транспортный путь, связывавший Пекин с частью Китая, находившейся в то время под властью Гоминьдана.