Коллектив авторов - «Пломбированный вагон» подборка воспоминаний

— Куда едете? Какой дорогой? Стыд и позор вам! — орали неистово и свистели они.

Владимир Ильич предложил нам отойти от окон и спустить шторы. Он успокаивал нас и советовал не обращать никакого внимания. Но эти люди продолжали вопить и свистеть, а один даже ударил палкой в стенку нашего вагона.

Кондуктор крикнул: ertig!“, и поезд тронулся.

Толпа разъяренных людей бросилась вслед за вагонами, посылая нам вдогонку брань и проклятия. В ответ им мы вывесили в окне шелковый платок — наш красный флаг.

— Глупцы! — сказал Ленин, когда мы отъехали от станции и криков уже не было слышно. — Скоро они убедятся в правильности нашего шага и последуют за нами.

Так оно и было впоследствии. Спустя два месяца несколько сот эмигрантов, в том числе и из Цюриха, тем же путем вернулись в Россию.

Поезд подошел к границе. Не успел он остановиться, как в наш вагон ворвались швейцарские таможенники. Они были враждебно настроены и остервенело рылись в наших вещах, споря из‑за каждой мелочи. Эти, явно инспирированные нашими врагами чиновники дошли до того, что отобрали у нас многие запасенные на дорогу продукты питания. Мы ждали на немецкой стороне еще более грубого обращения и готовились к соответствующему протесту, однако все обошлось благополучно. Выйдя из вагона, мы увидели выстроившихся в ряд железнодорожников с военной выправкой. Они препроводили нас в специально отведенное помещение. Не успели мы оглядеться, как нам подали мягкий вагон, который тут же был прицеплен к поезду.

Вечерело. Сумерки постепенно сгущались. Все предметы вокруг окутывались черной вуалью. В сердца наши вселилась тоска ожидания. Я заглянул в купе Владимира Ильича. Он сидел нахмуренный. Склонив голову, о чем‑то сосредоточенно думал.

На рассвете мы были в Берлине. Наш вагон отцепили. Мы провели в нем безвыходно, в ожидании отправки дальше, целый день. В одном из купе два немца совещались с прибывшим вместе с нами из Швейцарии секретарем социал–демократической партии Платтеном. Доступ в это купе был закрыт. Узнав о нашем прибытии, на вокзал явилось несколько берлинских социал–демократов, желавших встретиться с Лениным. Ленин отказал им в приеме, предупредив нас, чтобы мы не общались ни с кем из посторонних. Тогда меня удивили эти предосторожности, но впоследствии я оценил предусмотрительность Владимира Ильича. Ведь стоило ему только заговорить даже с социал–демократами, как наши противники раструбили бы на весь мир о каких‑то переговорах Ленина во время переезда через Германию.

В тот же день мы пересели с поезда на пароход. Оставив Германию позади, мы почувствовали себя так, словно прошли через длинный темный тоннель. После тесных купе, где ты сидишь как заключенный в клетке, широкая палуба большого парохода показалась нам настоящим привольем. Мы облегченно вздохнули. Перед нами расстилалась безбрежная морская гладь Балтики. Глаза моих спутников светились радостью,

А вот и Ильич! Он расхаживает по палубе короткими, но твердыми шагами и, останавливаясь на носу корабля, устремляет взор далеко–далеко в пространство, туда, где находится Россия.

Я иду осматривать пароход. Моему удивлению нет конца, когда я вижу стоящие на рельсах железнодорожные вагоны В них обратным рейсом на этом огромном судне будут доставлены в Германию грузы из нейтральной Швеции.

После долгой стоянки в гавани пароход, пассажирами которого являлись только мы, возвращающиеся на родину эмигранты, медленно отплывал от немецкого берега и, как только вышел в открытое море стал слегка покачиваться. Молодежь собралась на палубе. Безграничная синева неба, волны, бьющиеся о борт судна, брызги, освежающие лица, — все это глубоко волновало и веселило сердца, а где веселье, там и песни. От воли Балтийского моря веяло революционной Россией, и молодой баритональный голос запел русскую «Дубинушку»:

Много песен слыхать на родной стороне,

Там про горе и слезы поется;

А из всех этих песен слышнее всего

Про дубинушку песнь раздается.

Припев был подхвачен мощным хором, перекрывшим шум моря:

Эй, дубинушка, ухнем!

Эй, зеленая, сама пойдет,

Подернем, подернем.

Да ухнем!

После «Дубинушки» мы спели «Марсельезу», за ней «Карманьолу», «Варшавянку» и, наконец, «Интернационал»:

Весь мир насилья мы разрушим

До основанья, а затем —

Мы наш, мы новый мир построим:

Кто был ничем, тот станет всем!..

Волны Балтийского моря несли слова «Интернационала» к берегам России. Море волновалось, гребни волн высоко вздымались и, как сказочные драконы со сверкающими зубами, набрасывались на судно. Разбиваясь о корму корабля, они клочками, напоминающими разодранную вуаль, уходили вспять. Пароход приближался к берегам Швеции. Палуба покачивалась как люлька. На ней стоял кормчий революции великий Ленин и смотрел в синеющую даль. Одна рука Ильича была в кармане пальто, другой рукой он придерживал кепку на голове. Сильный ветер развевал полы его пальто. Вдруг брызги волны, окатившей палубу, окропили Владимира Ильича.