Финансовые прерогативы породили наибольшее количество споров. Ее использование обеспечивало корону собственными регальными доходами, в которые входили поступления с королевских земель, судебные отчисления и платежи знати королю как своему феодальному сеньору. Некоторые юристы говорили о существовании прерогативы налогообложения. Но оно представлялось весьма спорным, поскольку такая прерогатива подразумевала право государя изымать собственность подданных и ущемляла их права. Мнения историков, так же как и мнения современников, разделились: некоторые исследователи признавали ее существование, другие — отрица‑ли. 2Неразбериха возникла оттого, что некоторым монархам раннего Нового времени удавалось получить финансовую независимость, не прибегая
1 De Madariaga. 1990. Catherine the Great // Scott H. M. (ed.) Enlightened Absolu
tism. Macmillan. P. 310-311.
2 KoenigsbergerH. G. 1 9 8 7. Early Modern Europe 1500-1789. Longman. P. 1 8 2 ; Za-
g o r i n P. 1 9 8 2. . Rebels and Rulers 1500-1660. C a m b r i d g e University P r e s s. P. 9 1 ; B e h
rens C. B. A. 1962/3. Nobles, Privileges and Taxes in France at the end of the Ancien
RegimeII Economic History Review, xv. P. 426; MunckT. 1990. Seventeenth‑Centu
ry Europe. Macmillan. P. 35.к прямому налогообложению. Они умело эксплуатировали прерогативные доходы, которые по определению не подлежали контролю представительных органов. В случае с Генрихом VII и его ученым советом (Council Learned) королевские права использовались явно незаконно. Юристы Якова I были гораздо искуснее и могли доказать, что введенные им без согласия парламента и не относившиеся к прерогативе таможенные пошлины на самом деле были попыткой регулировать торговлю. Беспрецедентные размеры королевских земельных владений делали прусских монархов менее зависимыми от вотированных представительствами налогов, причем вполне законным образом.
Не проясняет картину и право вводить чрезвычайные налоги, на которое претендовали европейские правители, находя оправдание в raison d'état военного времени. Мы уже говорили о том, что французские короли не смогли придать ему статус постоянной привилегии, для которой не требовалось одобрения сословного представительства. Такой порядок действовал в 1695 и 1710 годах, когда капитацией и десятиной обожили всех, независимо от социального положения. Людовик XIV обезопасил себя от юристов Сорбонны лишь после того, как уверил их, что эти налоги являлись временной военной мерой. Так и оказалось. Даже монархия «короля–солнца» с ее относительно сильной администрацией была не в состоянии облагать налогом собственность подданных по своему усмотрению или превращать raison d'état в свое постоянное оправдание. 1Несмотря на то что историки постоянно говорят о праве «абсолютных» монархов вводить налоги без вотирования представительством, при более внимательном рассмотрении значение этой прерогативы кажется гораздо более скромным.
ПРЕРОГАТИВЫ АДМИНИСТРАТИВНОГО,
ЭКОНОМИЧЕСКОГО И СОЦИАЛЬНОГО
РЕГУЛИРОВАНИЯ
В раннее Новое время правительства многих стран остро ощущали потребность в регулирования жизни подданных, что кажется одной из их немногочисленных новаций. Хотя корни государственного регулирования уходят в Средние века, Раев полагает, что импульсом к упорядочиванию и систематизированию послужила важная черта эпохи Ренессанса — поиск рационального порядка. Эпоха Просвещения явила две тенденции: поиск рационального устройства продолжался, однако существовало мнение, что
1 Church W. F. 1969. Louis XIV and Reason of State // Rule J. (ed) Louis XIVand the Craft of Kinfship. Columbus. P. 375.
в экономике естественный ход вещей лучше чем тот, что предлагает правительство. Многие сферы жизни, в которых мы воспринимаем регулирование, мы принимаем как данность — обязанности официальных лиц, дисциплина вооруженных сил, статус социальных и профессиональных групп, одежда, которую они носят, труд наемных рабочих и ценовая политика производителей — первоначально испытывали на себе воздействие правительства. Ранее регулирование осуществлялось городскими корпорациями, церковью и представительными органами: контроль центра придал ему более внушительные размеры. Но отсюда не следует, что развивался «абсолютизм», так как централизованного аппарата регулирования не было. Принуждение оставалось функцией корпоративных органов. Эта гиперактивность не была характерна только для государств, которые традиционно считаются «абсолютистскими». Для любого государства регулировать ситуацию было предпочтительнее, чем предоставлять ее разрешение случаю, тенденциям рынка, прихотям отдельных людей или ненадежным обычаям прошлого.
Читать дальше