Николас Хеншелл - Миф абсолютизма. Перемены и преемственность в развитии западноевропейской монархии раннего Нового времени

Но последствия действий Иосифа II были катастрофическими. Восстания в Бельгии и Венгрии в конце концов свели на нет большинство реформ, а император был ошеломлен негативной реакцией подданных, которым он стремился помочь. Поэтому невозможно единой формулой описать правле-

1 Beales D. Was Joseph II an Enlightened Despot? Unpublished paper. P. 3-9.

2 Beales D. Joseph IVs Reveries. Mitteilungen des Osterreichischen Staatsarchivs,

33. P. 155-156.

ния Иосифа II, Фридриха II и Екатерины II, не говоря уже о правителях менее значительных государств, таких как Тоскана и Баден. Их нововведения, большинство которых современное общество считает естественными, заслуживают большего внимания, чем им уделялось раньше. Все государи расширяли свободы, — те, которые мы называем свободами личности, слова и печати. Все они определяли права подданных, подчиняя их ясно сформулированным законам. Все они верили — до определенных пределов — в равенство прав. Даже циничный Фридрих Великий считал жизнь, свободу и собственность крестьянина и дворянина одинаково ценными и продемонстрировал свои убеждения в деле Миллера Арнольда, когда вся скамья судей, которых король заподозрил в социальной дискриминации, была отправлена в Шпандау. Все монархи отказались от доктрины божественного права и считали себя управляющими, исполнявшими условия контракта по увеличению счастья своего народа. Их обязательства принимали конкретные формы, а историки относили их к проявлениям государственной власти: так, у ч р е ж д е н и я для бедных подбирали на улицах нищих и сирот и приставляли их к полезной работе. Хотя трудно, конечно, объяснить интересами государственной власти существование театров и музеев, основанных правителями для своего народа после 1750 года. В 1769 году Фридрих II Гессенский создал в Касселе музей, предназначавшийся для посещения широкой публикой. 1

Если налоги во имя идеи просвещенного равенства должны были быть равными, налоговые привилегии следовало отменить. Но хотя равенство являлось одним из приоритетов, провозглашенных Просвещением, другим была свобода. Свобода состояла из прав, в том числе и права на привилегии. В раннее Новое время слово «свободы» и означало «привилегии». Даже философы этой эпохи не проводили различий между привилегиями, то есть правами определенной группы и правами, которыми обладали все. Дидро после роспуска парламента в 1771 году сокрушался: «Прощайте, — писал он, — привилегии сословий, в которых заключено корректирующее начало, препятствующее вырождению монархии в деспотию». Проблема Иосифа II заключалась в том, что он насаждал равенство и отвергал привилегии, являвшиеся его антиподами; однако он также любил свободу, а привилегии были ее составляющей. Он мог искоренить привилегии только ценой свободы. Все это имело непосредственное отношение к деспотизму, если не считать того, что у него был шанс заручиться согласием тех, чьи права оказались под угрозой, но эту возможность он упустил. Он придерживался мнения, что поиск компромиссов — пустая трата времени, поскольку боль-

1 SummersonJ. 1986. The Architecture ofthe Eighteenth century. Thames and Hudson. P. 124-125.

шинство людей не знает своих истинных потребностей. Следовательно, реформы нужно было проводить деспотически, без консультаций. Обещая, что они принесут счастье и равенство, он верил, что в конце концов реформы будут поддержаны. Неверно считать Иосифа II деспотом вопреки всей его просвещенности: его возвышенные принципы, к сожалению, не сделали его более мудрым. Он был вынужден быть деспотом именно потому, что ему не удалось провести в жизнь идеалы Просвещения.

Людовик XVI оказался перед той же дилеммой. Подобно Иосифу II он стремился к рациональному единообразию, равным налогам и свободе вероисповедания; в 1788 году он объявил: «Один король — один закон». Однако столкнувшись с непримиримостью консультативных органов, он применил насильственные меры: судебные заседания с личным участием короля и «запечатанные письма». Его нередко называют одновременно практиком и жертвой просвещенного деспотизма. И все же импульсы и результаты у Людовика были теми же, что у Иосифа II.

Чтобы понять феномен просвещенного деспотизма, следует обратить внимание на две его внутренние парадоксальные тенденции. Его цели были освободительными — отсюда акцент на свободе мнений, определении прав, снятии экономических ограничений и облегчении крепостной зависимости. Но его методы были автократическими. При поверхностном взгляде на роль консультативных органов и авторитарное направление в самом феномене Просвещения может показаться, что он являл собой проводимую сверху реформу. Для тех, кто с этим соглашался, задачей становилось избавиться от того элемента процедуры одобрения, который был присущ «абсолютистским» режимам. Просвещенный деспотизм — ценное свидетельство в пользу того, что автократического «абсолютизма» никогда не существовало.