Георгий Михайлов - Нравственный образ истории

В сказаниях Великого Новгорода (Словенска), записанных А.Я.Артыновым, упоминаются древнейшие князья словенов: Славян Новгородский (551 лето до Рождества Христова),построивший крепость Куннигардию при истоке реки Мутной (Волхова) из Ильменя, названную позднее Великим Словенском, и сын его царь Вандал (490 год до Р.Х.). Тот самый, что согласно легенде разделил власть над всеми славянами между своими сыновьями: Русом, Чехом и Лехом. Согласно сказаниям, их потомки тесно общались с древними эллинами. В частности, скифский царь Афей на берегах Истра (Дуная) встречался с царем Филиппом, отцом Александра Македонского, а вдова Афея, царица Артаксия - с самим великим Александром. Да, это герои легендарные. Но Ромул и Рем, основатели Рима, также легендарные личности. Тем не менее, их историческая наука признает, как вполне реальных. «Почему же, - вопрошает И.К.Кондратьев, - Финикийские, Греческие и Римские братовщины заслуживали названия самостоятельных государств до избрания ими верховных владык, а Славянские нет?.. тем более, что Славянские общины были не какой-нибудь сброд, а имели большие и торговые города». Ко времени "призвания варягов" на Руси насчитывалось более 148 значительных городов. Об этом пишет Ю.И.Венелин: «Русский народ всей своей огромной массой не мог вдруг в 862 году размножиться и разлететься сразу, как саранча, его города не могли возникнуть в один день. Это аксиома».

«И почему, - продолжает Кондратьев, - например, римляне не ведут свое летоисчисление от Августа, первого их верховного владыки, а ведут от Ромула?»

Царь Ромул - личность исторически сомнительная. Аттила же, как славянский Ромул, реален вполне. Ему и наследникам его царства Рим с Византией платили дань. И когда империя гуннов распалась, её осколков только по правой стороне Дуная оказалось достаточно, чтобы поглотить Италию. На Востоке же Россы остались хозяевами своей земли и жили независимо в своих княжествах до времён Рюрика и Олега. Зачем же нам отрекаться от собственной истории, тем паче, что оглашение Руси состоялось еще в I веке. Оглашенных славян не следует путать с другими язычниками. Их судьба глубоко связана с судьбами Первого и Второго Рима.

Итак, вернемся в 451 год. Могучий гунн Аттила в свои семьдесят восемь лет всё еще не поддавался старости. Хотя красавцем он не был и смолоду, его крупная голова с маленькими глазами, обрамленная редкой седой бородой, уверенно сидела на толстой шее. От коренастого туловища с широкой грудью отходили сильные руки, а ноги крепко сжимали бока боевого коня. Среди ужасов, записанных Аммианом Марцеллином со слов суеверных готов, есть рассказ о том, что гунны якобы не могли воевать пешими. «Они, - пишет Аммиан, - кажутся пригвожденными к своим лошадям... И едят, и пьют, не сходя с них на землю, даже спят и высыпаются, склонившись к... шеям своих скакунов». Насколько можно верить этим явным преувеличениям - неизвестно, но конь в жизни воина-гунна (казака) играл весьма важную роль. Аттила был воином. С малолетства он привык к седлу, к ратным трудам и подвигам. Однако теперь, поднимая свои несметные рати в великий поход, Аттила чувствовал себя несколько игриво. Еще бы! Он собирался в Рим за невестой с приданым.

Родная сестра императора Валентиниана III принцесса Гонория прислала царю гуннов любовное письмо с кольцом и предложением руки. В приданое же за легкомысленной красавицей-августой полагалось пол-империи.

Молодой развратный император Валентиниан отличался редким малодушием, если не сказать больше - слабоумием. Четверть века (до 450 года) по малолетству Валентиниана империей правила его мать Галла Плацидия, и все дела в государстве были расстроены. Со старшей сестры императора было взято обязательство никогда не выходить замуж, дабы исключить возможность притязания на власть её супруга. Таковы были нравы тогдашнего упадочного Рима: по букве закона уже христианского, но по сути - растленного прежним язычеством.

Пылкая натура Гонории не смирилась с обетом благочестивого целомудрия. За распутную жизнь её сослали в Константинополь и подвергли заточению. И тогда, чтобы освободиться, Гонория решила объясниться в любви престарелому варвару Аттиле.

Великий гунн был, конечно, не столь простодушен, чтобы "по-рыцарски" броситься в бой "за прекрасную даму". Но повод захватить полцарства Римского, да еще взять несколько тысяч фунтов золота в качестве приданого, представлялся ему весьма заманчивым. И Аттила заявил свои права на невесту. Поначалу Валентиниан III долго колебался, не зная, как поведет себя Константинополь, до того плативший Аттиле дань. Но там как раз в это время произошел переворот.