Дипломатическим путем было установлено, что «Австрия не вполне враг и с ней лучше действовать осторожно», как выразился Александр в письме к Чичагову 7 июня. И диверсия на Трансильванию и далее отменялась, как затруднительная, так как, по полученным императором сведениям, «венгерцы будут защищаться». Но Австрию все же можно ослабить с этой стороны: «по апостолической конституции, — писал государь, — венгры обязаны браться за оружие лишь для оборонительной войны»; может быть, найдется способ склонить их заключить с нами договор о нейтралитете? — и Чичагову поручено было узнать это с помощью Каподистрии. Указывая, что в Вене перепугались, когда во время прошлой войны паша Боснии стянул по желанию Наполеона свои войска, Александр проектировал новый план диверсии через Боснию и французскую Далмацию с целью испугать Австрию, но избежать прямого столкновения с ней. Между тем мир еще не был ратифицирован, и переговоры Чичагова с турецкими уполномоченными не приводили ни к чему. Великий визирь вообще не хотел мира; он полагал, что, в виду затруднений России, именно теперь настал благоприятный момент для войны. В этом убеждении его поддерживали французский и австрийский консулы. Галиб и другие уполномоченные отказывались обсуждать вопрос о союзе до ратификации. Известия от адмирала Грейга, посланного Чичаговым в Константинополь для переговоров с посланниками Сицилии и Англии о диверсии, были неутешительны. Султан был очень недоволен отказом вернуть войска, взятые в Слободзии, и, по-видимому, колебался, ратифицировать ли вообще мир или возобновить войну, как настаивала враждебная России партия, австрийские и французские агенты, и как советовал великий визирь.
Чичагов, узнав это, советовал Александру вернуть туркам пушки и знамена и признать армию визиря свободной. Но государь не соглашался и ставил непременным условием ратификацию и заключение союза. 13 июня, извещая Чичагова о разрыве с Францией, Александр писал, однако, уже не о союзе, а только о ратификации; по-видимому, и он начинал опасаться, что турки возобновят войну. Выяснялось, что в завязавшейся борьбе нужны будут все силы: диверсия ограничивается Далмацией, и войска, выставленные против Буковины, т. е. для движения в сторону Австрии, государь предлагает Чичагову направить к Могилеву, чтобы поддержать левый фланг ген. Тормасова.
Сцена из военной жизни (Музей 1812 г.)
В это время Чичагов получил из Константинополя очень странное и сильно встревожившее его известие: султан, оказалось, начал возражать против пунктов договора, касавшихся азиатской границы, и происходило это, к удивлению Чичагова, под влиянием английского представителя. «Он забывал общую опасность и помышлял лишь о том, какой вред может быть для английской Индии, если Россия утвердится за Кавказом». Наконец, после долгих хлопот и проволочек, султан ратифицировал мирный договор. Порта сделала выбор между миром и новой войной. Наполеон так же, как и Россия, предлагал ей союз и не только гарантировал ее владения, но обещал вернуть все, потерянное в войнах с Россией. Но турецкие войска были почти уничтожены, казна была истощена, всюду в империи были беспорядки.
Наконец Англия грозила нападением с моря на Константинополь, если Турция заключит союз с Наполеоном. При голосовании вопроса о мире в чрезвычайном совете было подано только четыре голоса против мира. В Константинополь был снова назначен Италинский; ему было поручено заключить союз; но это не удалось; если турки не решились снова согласиться с Наполеоном, то у них не было достаточного доверия к России, чтобы желать союза с ней. Бухарестский мир отодвинул границу России от Днестра к Пруту; княжества вернулись под власть Турции. Так закончилась эта долгая и тягостная борьба, с начала до конца подчинившаяся всем колебаниям, всем фактам отношений между Россией и Францией.
Георг Каннинг (Рис. Фридриц)
Последним отзвуком «восточных» планов эпохи было предложение, сделанное Чичаговым Александру в письме, в котором он извещал его о ратификации договора султаном. Он советовал не ратифицировать мирного трактата, прервать переговоры и послать его с 40 тысячами на Константинополь. В России узнают об этом только, когда он уже пройдет половину пути. Великий визирь в Бухаресте не поймет цель его движения, когда он уже будет перед Балканами, в Вене же и в главной квартире Наполеона узнают, что происходит только, когда он уже будет у стен Константинополя. Это будет громовой удар, который, вероятно, заставит врага остановиться и вступить в переговоры. Но «восточный» период в политике Александра завершился. Он отвечал решительным отказом. «Все мысли должны быть устремлены на то, чтобы сосредоточить наши средства против главного врага, с которым мы боремся», писал он. И вскоре Чичагову было приказано идти на Днестр и оттуда к Дубно для соединения с Тормасовым и Ришелье. Все силы стягивались для великой борьбы.
Читать дальше