Алексей Дживилегов - Отечественная война и русское общество, 1812-1912. Том III

Но тут же очень типично для Барклая присовокупляется: «ибо в случае неудачи, мог я удержаться в позиции при Гжатске». Это значительно ослабляет твердость решения, и Барклай уже смотрит опять назад, облюбовывая новую позицию. «Я нашел в оной (при Гжатске) подкрепление Милорадовича из 12 батальонов, 8 эскадронов и нескольких рот артиллерии».

«Губернаторам тульскому, орловскому и черниговскому поручено было доставление в Калугу жизненных и фуражных припасов, заготовленных в сих губерниях, и инженерам обеих армий было немедленно предписано построение нескольких редутов на фронте и флангах. Для подкрепления арьергарда, получившего приказание удерживать неприятеля по возможности на каждом дефиле, отрядил я 3 дивизию и 2 кавалерийский корпус под общим начальством Коновницына», что, заметим, Барклаю следовало исполнить еще 8 августа и тогда армии и население получили бы все необходимое для них время и не было бы всей этой спешки, суеты и неустройств всякого рода.

Офицер квартирмейстерской части Щербинин свидетельствует в своих воспоминаниях об опасности принятия сражения у Царева-Займища. «Приходим в лагерь под Царево-Займище, — говорит Щербинин, — речка с чрезвычайно болотистыми берегами находится непосредственно позади линий наших. Слишком опасно принять сражение в такой позиции. Не менее того Барклай на то решиться хочет. Толь до такой степени убежден был в опасности этого лагеря, что бросается перед Барклаем на колени, чтобы отклонить его от намерения сражаться здесь. Барклай не внимает убеждениям своего обер-квартирмейстера, но вдруг извещают о прибытии генерала Кутузова». Несколько часов спустя по вступлении войск в лагерь у Царева-Займища, Барклай получает Высочайший рескрипт о назначении Кутузова, в котором государь обращается к Барклаю: «Я уверен, что любовь ваша к отечеству и усердие к службе откроет вам и при сем случае путь к новым заслугам».

В тот же день Барклай доносит государю о получении им рескрипта, присовокупляя при этом: «Всякий верноподданный и истинный слуга государя и отечества должен ощущать истинную радость при известии о назначении нового главнокомандующего, который уполномочен все действия вести к одной цели. Примите, всемилостивейший государь, выражение радости, которой я исполнен. Воссылаю мольбы, чтобы успех соответствовал намерениям вашего величества. Что касается до меня, то я ничего иного не желаю, как пожертвованием жизни доказать готовность мою служить отечеству во всяком звании и достоинстве. Не намерен я теперь, когда наступают решительные минуты, распространяться о действиях армии, которая была мне вверена. Успех докажет, мог ли я сделать что-либо лучшее для спасения государства. Если бы я был руководим слепым, безумным честолюбием, то, может быть, ваше императорское величество изволили бы получать донесения о сражениях и, невзирая на то, неприятель находился бы под стенами Москвы, не встречая достаточных сил, которые были бы в состоянии ему сопротивляться».

Прошло сто лет, и действия Барклая за время его командования армиями принадлежат истории.

Мы не разделяем всецело сурового приговора историка Попова, высказанного им по поводу окончания с приездом Кутузова командования Барклая: «Так кончилось командование Барклая, грозившее погибелью обеим армиям, чего император, при всем своем расположении к Михаилу Богдановичу, далее не мог допустить».

Но в этом приговоре была своя доля справедливости.

В Вязьме, 18 авг. 1812 г. (Фабер дю-Фор)

Оценивая только период с 8 по 17 августа, период 9 дней, заметим прежде всего, что на всем протяжении этого времени Барклай не имел строго и ясно определенного плана действий, постоянно отказываясь от первоначального плана и сочиняя новый, вплоть до наступления исполнения, когда бросается и этот и заменяется новым и т. д. вплоть до самого Гжатска. Нигде на выбранных Барклаем местах, ни на р. Уже, ни у Вязьмы, ни у Царева-Займища и Гжатска, принятие генерального сражения не отвечало условиям обстановки.

Наиболее отвечавший обстоятельствам план действий, по-видимому, Барклаем не принимался, а постоянные колебания и перемены привели к тому, что мы с самым малым сопротивлением, спешно и довольно хлопотливо отступая, в течение 9 суток отдали противнику огромное пространство от Соловьевой переправы до Царева-Займища, сражаясь у себя дома и свободные лишать противника всех средств для жизни.