Сергей Князьков: Отечественная война и русское общество, 1812-1912. Том IV

«Неужели, дядюшка, вы думаете разбить Наполеона?» неосторожно спросил старика его племянник перед самым отъездом старого генерала к армии. «Разбить? нет, — просто отвечал Кутузов, — но обмануть — да, рассчитываю!» Конечно, Кутузов не был полководцем, равным Наполеону, этому поэту и первостепенному художнику-мастеру войны, но Кутузов, по крайней мере, так же хорошо знал и понимал практику военного дела, как и его гениальный противник. И этим он был ему особенно опасен. «Из всех генералов, современников Наполеона, разве только двое во главе армий были достойны помериться с Наполеоном — это эрцгерцог Карл (австрийский) да Веллингтон (английский генерал), но осторожный и хитрый Кутузов был, однако, его самым опасным противником», говорит один иностранный военный писатель.

«Ген.-фельдм. кн. Голенищев-Кутузов Смоленский, принимающий главное начальствование в авг. 1812 г.» [1] Орлы, парившие накануне Бородинской битвы над головой Кутузова, много занимали внимание современников. Некоторые считали это мифом. К таким относится Ростопчин: «по Москве распространился слух, что во время осмотра войск два орла постоянно парили над головой Кутузова, но когда оказалось, что он все приближается к Москве, подобно своему предместнику, то выдумка об орлах была отброшена» («Р. Ст.», 1889, XII, 695). Были и такие очевидцы, которые заподозрили здесь «проделку» — орел был выпущен из заранее приготовленного мешка: это ободрило многих молодых людей (Записки ген. Ковальского, «Рус. Вест.», 1871, I, 94). Орла видели Ф. Н. Глинка («Очерки Бородинского сражения», ч. I, 39), Н. Н. Муравьев («Р. Арх.» 1881, X, 251) и др. Левенштерн видел орла над головой Кутузова 5 октября («Р. Ст.», 1901, I, 116), а Муравьев слышал, что орел сопутствовал все время церемонии провода тела умершего Кутузова в Петербург. Историки Отечественной войны делали глубокомысленные заключения по поводу факта, запечатленного на приведенной картине. Ответ очень прост: «Кутузов, — как говорит в своих воспоминаниях Д. Н. Свербеев, — умел изобрести и воспользоваться всеми средствами к поддержанию духа в армии: он велел обносить по всем полкам вывезенную из Смоленска икону Божией Матери и в каждой дивизии отправлять торжественное пред ней молебствие. Он, если не измыслил сам, то, по крайней мере, допустил напечатать в известии о первом появлении его в рядах войска, что какой-то залетевший очень кстати в необычайную для него сторону орел парил над головой нового главнокомандующего» (Записки, I, 429). Ред.

Для данной минуты, когда нам поневоле приходилось отступать, медлительная осторожность Кутузова, в которого верило войско, была как раз у места. Но потом эта осторожность старого вождя в соединении с некоторой старческой неподвижностью, болезненностью и усталостью сказалась для успехов нашей армии и с отрицательной своей стороны: привыкнув действовать с оглядкой, Кутузов часто при отступлении Наполеона во время преследования его нашими войсками не находил у себя достаточно сил и решительности для того, чтобы разом покончить с расстроенной французской армией, и пропустил не один удобный к тому случай, хотя надо сказать, что тут вина не всегда была исключительно на его стороне.

Император Александр Павлович не любил Кутузова и не доверял ни его военным способностям, ни личным свойствам, так как знал, что Кутузов не признавал его военных талантов, которыми Александру Павловичу так хотелось обладать. Человек екатерининской эпохи и суворовской выучки, Кутузов был против павловской муштры войск на прусский образец и резко осуждал всякую парадоманию, все то, что так по гатчинским воспоминаниям любил император Александр. Расходились оба — царь и главнокомандующий даже в таком основном вопросе, как отношение к Наполеону. В то время, как император Александр все чаще повторял: «Или Наполеон или я!» и хотел полной гибели «корсиканца», Кутузов очень сомневался, будет ли так уж выгодно для России решительная гибель Наполеона, полагая, что этой гибелью воспользуются для своей пользы и вовсе не для нашей англичане, австрийцы, пруссаки. Будущее показало, кто был более прав.

Итак, Кутузова назначил главнокомандующим император Александр вопреки своему желанию. Но выбирать было не из кого: Кутузов был единственным человеком, относительно военных дарований которого ни у кого не было сомнения, и именно его хотели видеть во главе армии все, потому что все в него верили, как в единственного человека, который способен выручить и войско и отечество в такую трудную минуту. Император Александр уполномочил Кутузова действовать в качестве главнокомандующего во всем по его, Кутузова, усмотрению и разумению, как Кутузов и просил. Одно только император Александр строжайше запретил Кутузову — вступать в какие-либо переговоры с Наполеоном. Кутузов со своей стороны верноподданнически просил императора довериться во всем деле ведения военных операций ему, Кутузову, и отказаться от личного присутствия в армии. Император согласился на это. В день отъезда Кутузова к армии, император Александр сказал: «Публика желала назначения его, я назначил его: что касается меня лично, то я умываю руки». В письме к своей сестре Екатерине Павловне император Александр еще резче подчеркнул, что назначил Кутузова вопреки своему убеждению.