Я уже писал и повторяю, что данные Орлова о закулисной стороне процессов объясняют очень многое, что казалось загадочным и непонятным. Рассказать обо всем этом нет никакой возможности -- для этого надо было бы написать столько же слов, сколько их на 366 страницах книги, -- и каждая страница очень интересна.
* * *
В 1936, 1937 и 1938 годах весь мир с затаенным вниманием следил за московскими процессами и кровавыми чистками. Было ясно, что идет расправа Сталина с противниками, действительными или возможными посягателями на власть. Но никто тогда и представить себе не мог, насколько велико было личное участие самого Сталина в этих процессах.
План процессов, рассказывает Орлов в своей книге "История тайных преступлений Сталина", был разработан во всех подробностях Сталиным и Ежовым. Практическое выполнение первых двух открытых процессов было возложено на Ягоду, который на третьем процессе сам уже фигурировал в качестве обвиняемого. Но главное руководство Сталин оставил за собой. В Кремле у него происходили постоянные совещания с руководителями НКВД. Не только Ежов, но и Ягода, и Молчанов, и Миронов, и другие энкаведисты докладывали ему о ходе следствия. Он был и режиссером страшных спектаклей, и сценаристом, и постановщиком. Он вносил изменения в показания арестованных и в обвинительный акт. Он вел переговоры с обвиняемыми, лично с Зиновьевым и Каменевым, через посредников с другими, чтобы убедить их "сознаться" и таким образом спасти себя и своих детей.
Все в этих процессах было тщательно проработано и предусмотрено. Все показания обвиняемых, "последнее слово" каждого из них, редактировалось в НКВД и в Кремле. В свое время сенсацию вызвал отказ Крестинского признать себя ви
новным. Орлов говорит, что этот отказ был разыгран намеренно, потому что на Западе все спрашивали: "Почему они все сознаются?"
* * *
Фабрикуя свои сценарии, Сталин не мог удержаться от присущей ему страсти самовосхваления. Не только государственный обвинитель Вышинский возносил его до небес, но и обвиняемые и их защитники один за другим называли его "надеждой мира", "великим вождем", "охраняемым щитом любви, уважения и преданности" 170 миллионов людей.
То были слова Сталина, им самим вписанные в сценарии процессов. Когда показания Рейнгольда, тщательно обработанные энкаведистами Мироновым и Аграновым, были доставлены в Кремль, Сталин вернул их на следующий день с рядом изменений. К словам Рейнгольда о том, что Зиновьев настаивал на необходимости убить не только Сталина, но и Кирова, он добавил следующую фразу: "Зиновьев сказал: "Недостаточно свалить дуб; все молодые дубки, растущие вокруг него, должны быть срублены".
Эту сталинскую аллегорию Вышинский дважды повторил в своей обвинительной речи.
В показания того же Рейнгольда о том, как Каменев пытался оправдать террористические акты, Сталин собственноручно вставил следующую фразу, приписав ее Каменеву: "Сталинское руководство сделано из слишком твердого гранита, чтобы можно было ожидать, что оно само расколется. Поэтому руководство это придется раздробить".
Когда на одном из совещаний в Кремле Молчанов доложил, что один из арестованных по его, Молчанова, приказу оговорил академика Иоффе, Сталин заметил: "Вычеркните Иоффе, он еще может пригодиться нам".
Молчанов крайне удивился, потому что две недели назад Сталин сам приказал ему включить Иоффе.
* * *
На другом совещании в Кремле Миронов в присутствии Ягоды, Гая и Слуцкого высказал сомнение, что удастся сломить упорство Каменева.
"-- Вы думаете, что Каменев может не сознаться? -- с хитрой усмешкой спросил Сталин.
Не знаю, -- ответил Миронов, -- он не поддается уго
ворам.
Вы не знаете? -- спросил Сталин, пристально глядя на
Миронова. -- А вы знаете, сколько весит наше государство со
всеми фабриками, машинами, со всеми вооружениями и флотом? Подумайте и скажите мне.
Миронов растерялся. Он подумал, что Сталин собирается отпустить шутку. Но тот смотрел на него серьезно и ждал ответа.
Никто этого не знает, Иосиф Виссарионович, -- на
конец ответил Миронов, -- это в области астрономических
цифр.
Так вот способен один человек выдержать такую аст
рономическую тяжесть? -- строго спросил Сталин.
Нет, не способен, -- ответил Миронов.
Поэтому, -- продолжал Сталин, -- не говорите мне
больше, что Каменев или какой-либо другой арестованный
способен выдержать это давление. И не приходите ко мне
с докладом, пока у вас в портфеле не будет сознания Ка
Читать дальше