Александр Зимин - В канун грозных потрясений - Предпосылки первой Крестьянской войны в России

Обстановку, сложившуюся при дворе, рисует посол Речи Посполитой Л. Сапега в депеше от 10 июля 1584 г.: «Между вельможами раздоры и схватки беспрестанные; так и нынче, сказывали мне, чуть-чуть дело не дошло у них до кровопролития, а государь не таков, чтоб мог этому препятствовать». Характеристику новому царю дает Д. Флетчер, один из наиболее вдумчивых наблюдателей: Федор «росту малого, приземист и толстоват, телосложения слабого и склонен к водянке; нос у него ястребиный, поступь нетвердая от некоторой расслабленности в членах; он тяжел и недеятелен, но всегда улыбается, так что почти смеется… Он прост и слабоумен, но весьма любезен и хорош в обращении, тих, милостив, не имеет склонности к войне, мало способен к делам политическим и до крайности суеверен». По словам П. Петрея, Федор «от природы простоватый и тупоумный». Отец часто упрекал его за отсутствие «большой охоты заниматься государственными делами и приводить в лучший порядок управление», говоря, что он «больше похож на пономарского, чем на великокняжеского сына» [406] HRM, t. II, № 3, р. 3; Соловьев, кн. 4, с. 204; Флетчер, с. 122; Середонин, с. 97–98; Петрей, с. 168. Отзывы о Федоре см.: Бестужев-Рюмин К. Н. Обзор событий от смерти царя Иоанна Васильевича до избрания на престол Михаила Федоровича Романова. — ЖМНП, 1887, № 7, прим. 1–4; Иловайский Д. История России, т. III. М., 1890, прим. № 57, с. 648. .

Первые назначения в Думу отразили ситуацию при дворе и рост влияния Годунова. Царский шурин ко времени коронации Федора присвоил себе звание конюшего [407] В черновике чина венчания Федора конюший упоминается («конюшего своего»), по после слов о нем оставлен пробел для имени конкретного лица (СГГД, ч. II, № 51, с. 73; ср.: ЦГАДА, ф. 135, отд. IV, рубр. I, № 5, л. 5-5об.; ср. списки там же, № 4, 6). Один московский летописец упоминает конюшего Бориса Годунова при описании коронации Федора (ПСРЛ, т. 34, с. 232). В разрядах с чином конюшего Борис упомянут в феврале 1585 г. (РК 1475–1598 гг., с. 359). . Грозный ликвидировал это звание в связи с делом конюшего И. П. Федорова (1568 г.). Конюший считался старшим в Думе и, по словам А. Поссевино, обладал правом ставить царя на престол. К маю 1584 г. боярами стали С. В. Годунов (из окольничих) и кн. Н. Р. Трубецкой, явно близкие к Борису. Летом 1584 г. называется боярином и дворецким Г. В. Годунов, а его предшественник кн. Ф. И. Хворостинин получает думный чин окольничего (упоминается с ним в октябре 1584 г.) [408] Поссевино, с. 51; Зимин. Опричнина, с, 278–282; РК 1559–1605 гг., с. 202, 204; Шумаков. Обзор, вып. 4, № 480, с. 161; ПСРЛ, т. 34, с. 232; Зимин. О составе, с. 199, 203; РК 1475–1598 гг., с. 343, 517. Г. В. Годунов умер в декабре 1597 г. . К 1583/84 г. окольничим стал кн. П. С. Лобанов-Ростовский, близкий к Годунову. Укрепили позиции и Шуйские. К 20 мая 1584 г. боярином и главой Московской судной палаты был кн. В. И. Шуйский [409] В 1583/84 г. П. С. Лобанов-Ростовский выступал послухом в данной Б. Ф. Годунова на село Неверова Старицкого у. (АФЗХ, ч. II, № 374, с. 418–419); Акты Юшкова, № 220, с. 216; РК 1559–1605 гг., с. 212. . Вероятно, именно тогда И. П. Шуйский получил в кормление Псков. В посольских делах говорилось, что Федор его «пожаловал великим жалованьем в кормленье Псковом, обема половинами и с пригороды, и с тамгой, и с кабаки, чего никоторому боярину не давывал государь». Здесь же упоминается и Каргополь как «государево жалованье» В. Ф. Скопина-Шуйского. Из окружения Н. Р. Юрьева боярский титул получил окольничий Ф. В. Шереметев (возможно, к весне 1584 г.). Число окольничих пополнилось кн. Д. П. Елецким (к апрелю 1584 г.) и И. И. Вислоуховым-Сабуровым (к маю 1584 г.) [410] ЦГАДА, ф. 79, кн. 18, л. 123–123 об.; Карамзин, т. X, прим. № 148; Щ, л. 664; РК 1475–1598 гг., с. 346; Савва, с. 398; РК 1559–1605 гг., с. 204. Елецкий последний раз упоминается в разрядах в 1583/84 г., а Вислоухов-Сабуров — в 1589/90 г. (РК 1475–1598 гг., с. 346, 433). . Точное время присвоения думных званий определяется с трудом. Скорее всего все названные лица стали боярами и окольничими сразу же после смерти Ивана IV [411] Ссылаясь на документ, обнаруженный А. Л. Станиславским (ЦГАДА, ф. 210 (Разрядного приказа), столбцы Московского стола, № 1144, л. 1), Р. Г. Скрынников считает, что во время поездки Федора в Троицу в 1585 г. Москвой управляла некая «семибоярщина» (Скрынников. Борьба, с. 51), развивая свою мысль о существовании этого института со времен Василия III. Но «семибоярщина» — «седьмочисленные бояре» — была известна в Москве только во времена «Смуты» после пленения В. И. Шуйского. .

Как видим, Годунов постепенно захватывал в Думе важнейшие позиции. Это, надо думать, вызывало недовольство у бояр земской группы. Назревал взрыв страстей. Вскоре нашелся для него и повод: близкий к Годунову оружничий Богдан Бельский затеял местнический спор с казначеем П. И. Головиным [412] Ю. Н. Мельников обратил внимание на сообщение Л. Сапеги о том, что 2(12) апреля 1584 г., перед началом его переговоров, «какой-то смутьян упрямился из-за места» (SRP, t. 8, s. 174). . «Похотел Богдан быти больши казначея Петра Головина» — это было уж чересчур: родовитость Головина и заурядное происхождение Богдана были всем известны. За Головина вступились земские бояре, за Богдана — Годуновы, Трубецкие и, как считает Пискаревский летописец, Щелкаловы. «И за то сталася прека межу ими, — резюмирует летописец. — И Богдана хотели убити до смерти дворяне, токо бы не утек к царе (так в источнике. — А. З.) назад» [413] ПСРЛ, т. 34, с. 195. .