Сергей Кремлёв: Дневники Берии — не фальшивка! Новые доказательства

Что можно сказать о рассуждениях профессора Козлова относительно того, что личные дневники были-де более естественными для высокопоставленных царских сановников XIX — начала XX в., в том числе для такого «интеллектуала», как император Николай II, а не для «сталинского менеджера» и прагматика, якобы «думавшего больше о цели, нежели о средствах её достижения»?

Во-первых, профессор Козлов совершенно зря так высоко отзывается о царских сановниках и их венценосном руководителе. И уж тем менее у профессора Козлова имеются основания не очень-то высоко ценить уровень и внутренний мир сталинских соратников.

Царские «интеллектуалы» в XIX веке и начале XX века, презирая народ, обеспечили России лишь тотальную отсталость (чему доказательство — статистика), прогрессирующую долговую кабалу и бездарные конфликты на Дальнем Востоке и в Европе.

А Сталин и «сталинские менеджеры» в срок всего десяти лет после разрухи двух войн вместе с народом сделали Россию первой державой Европы.

Это ведь факт!

Во-вторых, вполне достоверные, ныне опубликованные документы, в том числе — Атомного проекта СССР, доказывают, что Л. П. Берия, как и сам И. В. Сталин, думал о средствах достижения цели достаточно много и избирал, как правило, вполне достойные и исторически обусловленные средства.

В-третьих, и цели у них были вполне достойные, что доказывается прежде всего статистикой сталинской эпохи, в том числе — и социальной, о чём профессор Козлов не знать не может, как не может не знать он и о существовании дневников ряда государственных деятелей СССР во времена Сталина.

Вести дневники тогда не боялись — если занимались государственными проблемами, а не политическими шашнями.

Впрочем, далее «бык» берётся профессором «за рога» и утверждается:

«…уже «Предисловие публикатора», где рассказывается история обретения им (мной. — С. Б.) «Личного дневника» Берии, вызывает не просто сомнения в его подлинности, но и рождает уверенную гипотезу о том, что перед нами подложный, т. е. сфальсифицированный по каким-то причинам, документальный исторический источник».

Итак, уже в начале статьи, ещё до сообщения каких-либо соображений и замечаний по существу, предвосхищая и анализ, и синтез, профессор Козлов делает, по сути, вывод («уверенная гипотеза») о том, что мы имеем дело с подлогом. Подобное заявление в устах серьёзного учёного выглядит — да позволено будет и мне высказать уверенную гипотезу — как свидетельство не объективного подхода, а выполнения, по тем или иным причинам, некоего недобросовестного социального заказа. Искренняя же уверенность обычно является результатом анализа, а не его предпосылкой.

Профессор Козлов пишет:

«Около Кремля, в Александровском саду, на скамейке после странной (ничего странного я в ней не нашёл! — С. К.) беседы его (дневник. — С. Б.) передает в 2008 г. Кремлёву седовласый старец «Павел Лаврентьевич». Выступая от некоей группы единомышленников (местоимение «мы» постоянно звучит в его речи), он выказывает похвалу книге Кремлёва «Берия. Лучший менеджер XX в.», вышедшей в 2007 г., и этим объясняет передачу для издания именно ему «Личного дневника» Берии.

В передаче Кремлёва это звучит так: «…после прочтения вашего «Берии» я понял, что наконец-то появилась книга, которая позволяет всё расставить на свои места. Мне нравится ваша позиция, Сергей Тарасович, вы написали о Берии глубоко и смело. Я бы сказал, что вы написали о Берии в стиле Берии, который не терпел виляния вокруг да около… И я решил, что лучшего варианта, чем вы, не найду. Мы хотим, чтобы вы не просто опубликовали эти дневники, но вдумчиво подготовили их к печати и прокомментировали их» (т. 1, с. 9)…»

Что ж, всё верно, так оно и было. И даже профессор Козлов не отрицает того, что ничего невозможного в описанной мной ситуации не усматривается, и он благосклонно соглашается:

Ну что же, вполне нормальная вещь: единомышленник доверил Кремлёву издать «Личный дневник» Берии без каких-либо условий. Он стар и, хотя еще способен на крепкое рукопожатие и ясность мыслей, все же уже не может сам подготовить к изданию этот документальный исторический источник. Поэтому-то «Павел Лаврентьевич» и передает своему собеседнику-единомышленнику «электронную копию дневников». Читатель, как и Кремлёв, неизбежно должен подумать, что передаются сканированные копии оригинала «Личного дневника» Берии, которые дадут возможность по почерку автора установить их аутентичность. Но оказывается, Кремлёв стал обладателем всего лишь сканов машинописной копии оригиналов страниц «Личного дневника», изготовленной неизвестно кем и когда».