Сергей Кузнецов - Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари

Графиня Екатерина Петровна была «характера высокого и отменно любезная. Беседа ее имела что-то особо заманчивое, она была одарена многими прелестями природы, умна, мила, приятна. Любила театр, искусство, поэзию, художество». [19] Капище моего сердца, или словарь всех тех лиц, с коими я был в разных отношениях в течении моей жизни. Сочинение князя Ивана Михайловича Долгорукова. М., 1874. С. 18. Таким образом разделяла (или делала вид) интересы мужа. Тем не менее после возвращения из Франции союз распался, причем второго развода Строгонов не затевал. Первый был слишком тягостным. Не исключено, что потеря Анны Михайловны, официального разрыва с которой граф долгое время желал, оставила настолько глубокий след в его душе, что он дал обет построить храм, возведение которого символически, посредством изображения храма на потолочном плафоне в доме-дворце, когда-то завещал ему отец. Так можно интерпретировать последующие события его жизни.

Итак, Париж 1770-х — временное пристанище российского коллекционера, который поселился на rue Richelie близ Национальной библиотеки. Минуло двадцать лет с момента первого приезда Александра Сергеевича во французскую столицу, но там по-прежнему «день мешался с ночью». Это выражение принадлежит писателю, автору «Недоросля», Д.И. Фонвизину, который в ужасе писал родственникам: «День делают ночью, а ночь днем. Игра и прекрасный пол занимают каждую минуту. Кто не подвергается всякую минуту опасности потерять свое имение и здоровье, тот называется здесь философом». [20] Письмо к родным. Апрель 1778 г. // Д.И. Фонвизин . Собрание сочинений в двух томах. Том второй. М.-Л., 1959. С. 445.

Философом называли, вероятно, и графа Строгонова, который успевал участвовать в делах общества «вольных каменщиков» и добился там такого авторитета, что в 1773 году участвовал в реформировании французского масонства, а позже даже принял в одну из лож, под названием «Девять муз» Вольтера. Членами той ложи состояли многие выдающиеся художники, музыканты и литераторы — Парни, Делиль, Грез, Верне, Гудон. Там же во Франции Александр Сергеевич купил два десятка картин, преимущественно голландской и фламандской школ, «Амура-Гарпократа» Фальконе, «гробницу Гомера» (заочно) и попросил скульптора Ж.-П.-А. Тассара придать черты императрицы Екатерины II статуе Минервы, той, что граф нашел в его мастерской и немедленно купил.

Мраморная Минерва Тассара сохранилась

И холсты, и все прочие художественные покупки сыграли большую роль в формировании внутреннего мира графа Александра Сергеевича. Они были связаны с конкретными замыслами, воплощение которых не заставило себя долго ждать. Пожалуй, особенно интересной была скульптура Амура. Она представляет крылатого мальчика, пытающегося левой рукой достать стрелу из колчана. Приложив палец правой руки к губам, он как будто бы наблюдает за тем, чтобы шум не мешал его «охоте». Тем менее, чего или кого именно он опасается, остается загадочным. Возможны несколько интерпретаций жеста Амура.

В древнем Египте бог Хор изображался как ребенок сходным образом, он просто сосал свой палец. Его греческий «эквивалент» Гарпократ, изображаемый в той же позе, превратился в божество молчания и тайны. В начале XVII века жест получил новую трактовку Скрытный мальчик стал богом любви, апеллирующим к благоразумию в вопросе выбора сердечной привязанности. Любая из этих интерпретаций в сущности применима к Купидону Фальконе. Но юный бог любви может рассматриваться и ищущим жертву среди своих зрителей. В этом смысле предостережение может трактоваться как призыв к созерцанию вероятнее, нежели к молчанию. Далее мы увидим какой интерпретации придерживался Строгонов.

Г. Робер запечатлел факт совместного со Строгоновым паломничества на могилу Абеляра и Элоизы в Параклете

Именно в парижский период Александр Сергеевич познакомился с «живописцем руин» Гюбером Робером, тот на одной из картин изобразил A.C. Строгонова и себя при осмотре могилы Абеляра и Элоизы. Эту картину ждала необыкновенная, драматическая история в России (о ней будет рассказано в IV части книги). В тот момент она стала собственностью графа, как и те шесть, что были заказаны в 1773 году для особого зала петербургского дома. На одном из холстов представлен собор Св. Петра в Риме, который «возбудил ревность» Строгонова, пожелавшего построить нечто подобное в Петербурге. Сорок лет спустя близ его дома появится храм, который отдалено напоминает римский образец.