Леонид Зданович - Тайны великих пророков

Мать моя приняла то за шутку — он же сказал ей, чтоб она никак о том не сумневалась, и отвел ее к окошку, и она после уже с прекрайним удивлением сказала, что он ей чудеса насказал, о чем она ему и говорить запретила, а мне сказала уже здесь (в России), что Менгдена предсказания выполняются, а более от нея узнать не могла».

М. Ф. Каменская, двоюродная племянница известного дуэлянта и картежника графа Федора Толстого (прозванного Американцем), лично его знавшая, рассказывала: «Он рассказывал, что во время пребывания в Америке, когда он был на шаг от пропасти, ему явилось лучезарное видение святого, осадило его назад, и он был спасен. Заглянув в им самим устроенный календарь, он увидел, что это произошло 12 декабря. Значит, святой, который его спас, был св. Спиридоний, патрон всех графов Толстых».

С годами Федор Толстой остепенился, но продолжал вести крупную игру, играя весьма «добросовестно». Он к тому же стал очень богомолен и суеверен, мучаясь угрызениями совести, каялся, молился и клал земные поклоны.

За игрой и на кутежах были обычными ссоры. Толстой неоднократно дрался на дуэлях. Имена убитых им на дуэлях одиннадцати человек он аккуратно записал в свой синодик.

У него было двенадцать детей, из которых десять умерли в младенчестве. По мере того как умирали дети, Толстой вычеркивал из синодика по одному имени из убитых им людей, ставя сбоку слово «квит». Когда же у него умер одиннадцатый ребенок — девочка, он вычеркнул последнее имя убитого и сказал:

— Ну слава Богу, хоть мой курчавый цыганенок будет жив.

Этот «цыганенок», Прасковья, действительно осталась жива.

Рассказывали, что умер Толстой во время молитвы, простершись перед образами.

Предсказание времени кончины Алексея Петровича Ермолова (1777–1861), известного героя 1812 года, было засвидетельствовано близким к нему человеком, скрывшимся под инициалами С. С.

«Года за полтора до кончины Алексея Петровича я приехал в Москву для свидания с ним.

Погостив у него несколько дней, я собирался в обратный путь к месту моего служения и, прощаясь с ним, не мог удержать слез при мысли, что, вероятно, мне уже не придется еще раз увидеть его живым, так как в то время он был дряхл, а я не прежде как через год имел возможность вернуться в Москву.

Заметив мои слезы, Алексей Петрович сказал:

— Полно, не плачь, я еще не умру до твоего возвращения сюда.

— В смерти и в животе Бог волен, — возразил я.

— Я тебе положительно говорю, что умру не через год, а позднее.

На моем лице выразилось сильное изумление, даже страх за нормальное состояние всегда светлой головы Алексея Петровича, что не могло укрыться от него.

— Я тебе сейчас докажу, что я еще не сошел с ума и не брежу. — С этими словами он повел меня в кабинет, вынул из запертого на ключ ящика исписанный лист бумаги и поднес его к моим глазам. — Чьей рукой писано? — спросил он.

— Вашей, — отвечал я.

— Читай.

Это было нечто вроде послужного списка Алексея Петровича, начиная с чина подполковника, с указанием времени, когда произошел каждый мало-мальски замечательный случай из его богатой событиями жизни.

Он следил за моим чтением, и когда я подходил к концу листа, он закрыл рукой последние строки.

— Этого читать тебе не следует, — сказал он, — тут обозначены год, месяц и день моей смерти. Все, что ты здесь прочел, — продолжал он, — написано вперед и сбылось до мельчайших подробностей.

«Вот как это случилось. Когда я был еще в чине подполковника, меня командировали для производства следствия в уездный город Т. Мне пришлось много работать.

Квартира моя состояла из двух комнат: в первой помещались находившиеся при мне писарь и денщик, во второй — я. Пройти в эту последнюю можно было не иначе, как через первую комнату.

Раз ночью я сидел за своим письменным столом и писал. Кончив, я закурил трубку, откинулся на спинку стула и задумался.

Поднимаю глаза — передо мной, по ту сторону стола, стоит какой-то неизвестный мне человек, судя по одежде, мещанин.

Прежде чем я успел спросить, кто он и что ему нужно, незнакомец сказал:

— Возьми лист бумаги, перо и пиши.

Я безусловно повиновался, чувствуя, что нахожусь под влиянием неотразимой силы.

Тогда он продиктовал мне все, что должно случиться в течение последующей моей жизни, и заключил днем моей смерти. С последним словом он исчез, как и куда — не знаю.