Мамед Ордубади - Тавриз туманный

- Почему-то женщины очень любят революцию и революционеров, - сказал он после минутного молчания. - Революционеров они считают какими-то сверхъестественными существами. С начала революции я получил массу писем. Прочтите хотя бы вот это. Очень интересно...

Письмо было написано по-фарсидски и адресовано "гению революции, вождю нации, его милости - Саттар-хану".

"Я знаю, что у вас две супруги, - писала незнакомка - для меня это не имеет значения. Я - вдова. Имею достаток, в моем владении несколько деревень. Я не видела вас, но слышала о вас, как о герое революции. Я с радостью приняла бы ваше имя. Салима-ханум, дочь Гаджи-хана".

Сардар говорил о роли женщин в революции.

- Немало женщин, предлагающих нам свои услуги и в перевозке оружия...

Было время ужина. Когда внесли скатерть, сардар пригласил к столу и других. Стол не отличался роскошью, как у знатных людей. Кушанья состояли из мяса и мясного навара.

- Это мое любимое блюдо, - сказал Саттар-хан. - Но знай я, что вы пожалуете к ужину, можно было бы заказать что-нибудь получше. Клянусь вашей дорогой жизнью, за последние дни ничто мне не идет в голову.

После еды опять подали кальян и чай. Беседа затянулась до часа ночи.

- Оставайтесь ночевать здесь! - предложил мне Саттар-хан.

Я понял, что он разрешает мне уйти, и встал. Сардар поручил бывшим тут людям проводить меня.

- Никого не нужно! - сказал я и, попрощавшись, вышел.

ЗАМУЖЕСТВО НИНЫ

Когда я пришел к Нине, ее еще не было дома. В комнатах чувствовалась какая-то тяжелая атмосфера, они имели печальный вид, как если бы произошло большое несчастье.

Зейнаб, работница Нины, сидела в углу веранды. Глаза ее были заплаканы. Рядом сидела моя экономка Тахмина-ханум, словно в трауре, надвинув платок на глаза.

Тут же стояла молодая жена Минасяна Шушаник-ханум.

Я был в недоумении, что же случилось тут без меня?

- Жаль красавицу Нину! - сказала Шушаник.

- Хотя Аршак и наш, армянин, но он не будет ей хорошим мужем.

Теперь я понял в чем дело.

Уже несколько дней был пущен слух, что Нина выходит замуж за Аршака Суренянца, и что свадьба их будет на Кавказе, в городе Александрополе*, где жили родные жениха. Они собирались выехать в Александрополь в ближайшие дни.

______________ * Александрополь - ныне Ленинакан, город в Армении

- Сын мой! - сказала дрожащим голосом Тахмина-ханум. - Всегда вы были так ласковы друг с другом. И ты так любил и нежил ее, носился с ее капризами. А теперь эта бессовестная дочь бессовестных родителей обманула тебя!

Я не знал, что ей ответить и как ее успокоить. В разговор вмешалась Зейнаб.

- Дурную шутку сыграли с бедным моим братом, разрушили его дом, сказала она, вытирая глаза концом головного платка. - Здесь замешана чья-то рука. Девушка сохла по нем. Если он опаздывал на час, она места себе не находила. Что же случилось, что эта бесстыдница сразу переменилась?

Не успела кончить Зейнаб, как ее слова подхватила Тахмина-ханум.

- Это Тавриз, моя милая. Тут сколько хочешь всякого колдовства. Вот, послушай, я назову несколько случаев, когда заклинаниями и заговорами переворачивали все шиворот-навыворот. Гамзаназ-ханум, дочь Келентара, три года была обручена с Зиясултаном, сыном каим-магама. Они безумно любили друг друга. В конце концов их околдовали, и девушка вдруг ни с того ни с сего заявила, - умру, но за Зиясултана не пойду. Наконец, расторгла обручение и вышла за племянника Низамуль-Улема. То же самое произошло и с дочерью Аджидана Гончалеб-ханум - развели ее с сыном Мизан-агаси и выдали замуж за внука Ага-хана Мирпенджа, Сулейман-хана.

- А про дочь Абдулла-хана, Тарраре-ханум, забыла? - перебила ее Зейнаб. - Разве в продолжение одного дня не развели ее с сыном Наиб-Мохаммед-Вели-хана и не выдали за сына Абачи-баши?

Зная, что примерам этим не будет конца, я принялся играть с Меджидом, маленьким сыном Зейнаб.

Тахмина-ханум не могла успокоиться:

- Хитрый народ, они все знают. Все, что случилось с девушкой, исходит из этого дома. Девушку околдовали. Красива она. Не дали ей выйти за мусульманина. Жирный кусочек был - отдали своему армянину.

- Да, с ней что-то сделали, - добавила Зейнаб. - Как глазам своим, я верила ей, что она примет нашу веру, станет мусульманкой.

Догадавшись, что намеки относятся к ней, бедная Шушаник-ханум стала оправдываться:

- Я ничего не знаю. Пусть я лишусь своей единственной дочери, если мне что-нибудь известно. Лучше бы мне умереть, чем пережить этот стыд. Я не могу смотреть на брата... - и она расплакалась.