Павлюченков Алексеевич - «Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг.

В 1928 году сам Цека забил тревогу по поводу некоторых результатов курса на «орабочение» партии, поскольку ощутимо проявилась тенденция к снижению в составе партии процента квалифицированных рабочих. Особенно это показали знаменитые массовые кампании «ленинского» 1924 и «октябрьского» 1927 года призывов в партию. Отмечалось, что среди кандидатов, вступивших в партию в порядке массовых призывов, удельный вес квалифицированных рабочих был примерно на 14 % ниже, чем среди остальных членов партии [801].

Кроме этого, у сталинского руководства, готовившего сплошную коллективизацию деревни и еще хорошо помнившего о событиях 1921 года в Кронштадте и Петрограде, не мог не вызывать беспокойства рост численности кандидатов-рабочих, имевших связь с деревней. Так, по данным Статистического отдела, среди неквалифицированных рабочих имели связь с землей (т. е. свои наделы в деревне) 15,3 %, среди полуквалифицированных — 15,9 %, среди квалифицированных кадров процент был ниже — 9,5 % [802]. В дальнейшем в Цека было окончательно признано нецелесообразным вовлечение рабочих в партию в порядке массовых кампаний. «Пополнение рядов партии… должно идти в порядке повседневной текущей работы партийных организаций над улучшением своего состава» [803].

Если в свое время действительный род занятий коммунистической массы мог внушать подозрения с точки зрения «диктатуры пролетариата» и спасительная двойная бухгалтерия с ее графой о социальном положении служила целям затушевывания растущих социальных противоречий, то теперь она является неплохим иллюстративным материалом для анализа реальных процессов дифференциации советского общества. По данным на 1 июля 1928 года рабочих по социальному положению насчитывалось более 800 тысяч из 1 418 060 членов и кандидатов в члены ВКП(б). То есть в партийных отчетах на полных правах могли фигурировать внушающие законный оптимизм 59,95 % рабочих от общей численности партии; крестьян— 21,8 %; служащих и прочих — 18,3 %. Однако сопоставление общего количества коммунистов-рабочих с числом действительных рабочих, занятых на производстве в промышленности и сельском хозяйстве, — 534 978 чел., несколько омрачало этот оптимизм. Оно говорило, что 33,2 % рабочих по социальному положению в настоящее время находятся вне производства материальных ценностей, т. е. на руководящей советской, хозяйственной или другой общественной работе, в вузах, Красной армии и т. п. [804]То есть так или иначе, но в глазах значительной (если не всей) массы членов компартии партийный билет являлся путевкой на переход из социальных низов в заветную категорию служащих, точнее, ответственных служащих партийно-государственного аппарата и хозяйственного управления.

В канун эпохальных событий, сплачивая ряды и настраивая партийный механизм к задачам «великого перелома», Цека партии указал своему аппарату досконально изучить причины, тормозящие вступление в партию столь желанных рабочих «от станка» [805]. В 1928 году Орграспред отмечал, что рабочие крайне редко мотивируют свое нежелание вступать в ВКП(б) принципиальным несогласием с партийной линией. Высказывается отрицательное отношение лишь к отдельным явлениям и конкретным мероприятиям правительства. В рабочей среде преобладает недовольство нарождением «красной буржуазии». Недовольные спрашивают: зачем в таком случае революцию делали? Вызывает протест кампания «рационализации» труда, которую называют восстановлением крепостного права. Помимо прочего было распространено традиционное для русского рабочего недовольство политикой государственного нажима на крестьян.

В массах утвердился нормативный подход к своим выдвиженцам, принимающим коммунистический постриг. Подавляющее большинство рабочих согласно со всеми общими мероприятиями партии и считают их правильными, но в то же время чутко реагируют на всякий, даже мелкий недостаток в работе как ячеек, так и отдельных коммунистов. Характерные представления рабочих о должном: партийцы — это все равно как монахи в монастыре, отрешившиеся от всего личного. В связи с этим многие не хотят принимать на себя бремя ответственности и образцовости в труде и быту. Рабочие оценивают партийцев совсем иначе, нежели беспартийного, как уже не вполне своего, а обладателя частицы ризы властных полномочий. Партийный и отдыхать должен иначе, рассуждали рабочие, теперь и в пивную не смей.

С одной стороны — к партии повышенные требования, с другой стороны — недовольство реальным положением вещей. Говорят так: «Линия у вас хорошая, да партийцы есть скверные». Партийцы ведут себя недостойно — не хочу идти в такую партию. «В моем цеху примерных партийцев нет за исключением единиц, а остальные совершенно не понимают звания коммуниста, недостойны его. Проявляют шкурничество, занимаются словоблудием и т. п.» «Повышенная требовательность к коммунистам и несоответствие их поведения с этими требованиями служит серьезным препятствием к вступлению рабочих в партию». Притом непартийные активисты приглядывают за советской копейкой: «Деньги-то государственные и мы государственные. Зачем же зря тратить?» [806]