Ларс Браунворт: Забытая Византия, которая спасла Запад

Чтобы уберечь неустойчивую империю, Диоклетиану нужно было каким-то образом уменьшить ее невероятные размеры — задача, которая оказалась не под силу всем его непосредственным предшественникам. Мало исторических лидеров начинали свое правление с такой обескураживающей работы, но прагматичный Диоклетиан нашел неординарное решение: он возвел своего старого приятеля-собутыльника по имени Максимиан в ранг императора, или августа, и расколол мир пополам.

Это решение было не настолько революционным, как может показаться, поскольку империя уже была разделена лингвистически. Задолго до того, как Рим стал мечтать о мировом господстве, Александр Великий добрался до Индии на востоке, сокрушив всех, кто стоял у него на пути, и включил эти огромные территории в состав империи. Вслед за этим произошла эллинизация, и хотя империя Александра распалась сразу после его смерти, греческая культура прижилась и пустила корни. Рим, пришедший с запада, стал лишь поверхностной стороной этого эллинизированного мира; имея превосходство в оружии, он благоговел перед изощренностью более старой культуры. На латыни говорили в восточных дворцах — но не на рынках и не в домах. И мышлением, и характером Восток оставался полностью греческим.

Поручив Максимиану западные области империи, где латынь оставалась основным языком, Диоклетиан оставил за собой более богатый и культурно развитый греческий восток. В принципе, империя все еще была единой и неделимой, но каждой из ее половин суждена была своя судьба, и резкая черта, что была проведена между ними, и в наше время все еще обозначает границу между Западной и Восточной Европой. Расхождение не было очевидным еще два столетия — но Диоклетиан действенно разделил мир на римскую и византийскую половины.

Совместное правление с другим человеком было опасным предприятием, учитывая очевидную опасность соперничества, но Максимиан показал себя исключительно верным соратником. Ободренный успехом и сознающий, что даже двух человек все еще недостаточно для сдерживания орд захватчиков, скопившихся на границах империи, Диоклетиан еще раз разделил власть, назначив двух младших императоров ( цезарей ). Им были даны полномочия распоряжаться армией и даже издавать законы, и в значительной степени облегчать тяготы правления старших правителей. Ни один из четырех человек не мог претендовать на полноценное императорское звание, и хотя на тот момент они оказались действительно эффективны, только время могло показать, станет ли эта тетрархия (четырехвластие) соперничеством или же командой соратников.

Между тем для Диоклетиана это было только разминкой. Сократившийся объем работы позволил ему провести реорганизацию запутанного чиновничьего аппарата. Заменив хаотическую систему четкой и эффективной, организованной по военному образцу, он разделил империю на двенадцать аккуратных диоцезов, каждый из которых управлялся наместником или викарием, подотчетным непосредственно императору. [4] Когда в ранней церкви только устанавливалась иерархия, она естественным образом впитала принципы окружающей ее империи. Таким образом, реформы Диоклетиана все еще видны в организации католической церкви, где епископы осуществляют надзор над диоцезами (епархиями), а папа римский считается «викарием» (наместником) Христа. Теперь налоги могли взыматься с большей эффективностью, и деньги, что потекли в казну, могли обеспечить лучшее снаряжение для солдат, охраняющих окраины. Теперь, приведя в порядок бюджет и границы, Диоклетиан мог обратиться к монументальной задаче упрочения положения короны.

Лучше, чем любой из людей до него, император понимал, насколько шатким стало положение престола. Многочисленные восстания сделали армию лояльной личности императора, а не его положению, и такая ситуация в основе своей была нестабильна. Ни один человек, независимо от своей власти или харизматичности, не мог осчастливить любой слой населения, и будь его слабость обнаружена, вспыхнула бы гражданская война. Когда-то царственная кровь долгоживущих династий сдерживала амбиции — но сейчас, когда любой человек с военной поддержкой мог сделаться императором, требовалось нечто большее. Чтобы прекратить череду восстаний и войн, Диоклетиану нужно было сделать уважаемым само положение императора, независимо от того, кто сидит на троне.

Это было великое сражение античного мира. Стабильность была необходима для упорядочивания преемственности — но часто такая стабильность могла быть достигнута только тираном, и каждый диктатор, обосновывая свой захват власти, таким образом расшатывал себе принципы наследования. В любом случае сама идея усовершенствования императорской власти бросала вызов существующей традиции. В последние пятьдесят лет было много императоров — выходцев из армии, людей, идущих на многое, чтобы доказать, что они точно такие же, как и те, кем они командуют. Они ели со своими солдатами, смеялись над их шутками, выслушивали их тревоги и делали все возможное, чтобы не лишиться их преданности. Подобное чувство локтя было необходимо; без него можно было легко пропустить первые признаки неблагополучия, которые могли вылиться в гражданскую войну. Но такое поведение также подтверждало идею, что император — обычный человек.