Женевьева Брюнель-Лобришон - Повседневная жизнь во времена трубадуров XII—XIII веков

Родственники и друзья заботятся о выполнении всех погребальных ритуалов. От дома до кладбища — разумеется, если это позволяет расстояние, — они несут завернутого в саван покойного на руках. Если кладбище далеко, они везут его на спине ослика или мула; на протяжении всего пути усопшего сопровождает траурный кортеж, участники которого нарочито выражают свое горе: громко причитают и размахивают руками. Бурные проявления чувств на улицах, упоминания о которых содержатся в ряде литературных текстов и постановлениях городских советов, не могут радовать светские власти. В 1205 году тулузские консулы запрещают участникам похоронных процессий царапать себе лицо, выдирать волосы, раздирать на себе одежды, кататься по земле… [219] Rey-Delque R. «Mort et sépulture», in De Toulouse à Tripoli… op. cit. , p. 172–177. — Marandet М.-Cl. «Devant la mort. La sépulture en region toulousaine d’après les testaments», in: Archéologie et vie quotidienne aux XIII-е — XIV-e siècles en Midi-Pyrenees, op. cit. , p. 227–228. ( В оригинальном издании знак этой сноски пропущен и восстановлен по догадке. Прим. верстальщика) Подобные проявления горя описаны в литературных произведениях, причем подчеркивается, что более всех отчаянию предаются именно мужчины. Такая сцена встречается и в романе «Джауфре»; когда товарищи Джауфре считают, что предводитель их убит, они начинают предаваться горю:

[…] собралась целая толпа рыцарей, / И все они, оплакивая Джауфре, стенали и / Рвали на себе волосы, выдирая их целыми пучками. / Но больше всех прочих печалился Ожье. / Стоило ему заговорить, как он тотчас начинал заливаться слезами и поэтому умолкал; […] И вот он упал на землю / С высоты своего немалого роста, и всем казалось, что он совсем лишился рассудка […] Также и сенешаль / Не мог сдержать своего горя; он, как вы только что видели, / Также рвал на себе волосы и раздирал одежды, бил себя кулаками по лицу, / Отчего оно вскоре покрылось кровью. / Сенешаль делал так, чтобы все видели его отчаяние! [220] Jaufre , éd. Lavaud-Nelli , op. cit. , p. 487, 489.

Средние века вновь сблизили живых и мертвых, разделенных античностью. Кладбище превратилось в место умиротворения и семейных встреч, место, куда может прийти каждый. Жители городов и деревень нередко собирались на кладбищах, иногда там даже устраивали рынки. Сделав соответствующие дарения, благородные мужи и дамы могли получить разрешение быть похороненными в соборе или церкви, на монастырском кладбище подле «людей молящихся» или же возле их собственных предков, от которых они ожидают заступничества на том свете. Знатный сеньор, как мирянин, так и клирик, состоятельный дворянин и богатая благородная женщина вполне могли претендовать на то, чтобы тело их отнесли в церковь или во внутренний дворик монастыря и там замуровали в склепе (саркофаге, украшенном витиеватой эпитафией) или погребальной нише, сделанной в толстой монастырской стене. Подобные захоронения напоминали захоронения первых христиан, чьи останки погребали под каменными ковчегами. Небогатых дворян, зажиточных горожан и более скромных граждан хоронили на городских и сельских кладбищах прямо в саванах, скрепленных железными застежками; эти застежки современные археологи часто находят среди костей. Не все могли перед смертью сделать богатые пожертвования в пользу Церкви, однако бывшие пилигримы часто просили похоронить их вместе с принесенными из паломничества священными реликвиями и памятными предметами (с ракушкой святого Якова, с крохотным ковчежцем). На их могилах иногда высаживали виноградные лозы или побеги кустарников.

Согласно Евангелию, «некоторые демоны обитают в гробах». На юге Франции эти демоны называются «ламиями» или «масками»; ламии — злые души, не сумевшие обрести покоя и вселяющиеся в тела женщин. Они устраивают различные каверзы, по ночам ходят из дома в дом, опорожняют бочки, опрокидывают корзины и горшки, зажигают лампы, пробуждая и пугая спящих, вынимают из колыбелей младенцев и, судя по слухам, иногда даже поедают их; впрочем, такие слухи, скорее, распускают нерадивые кормилицы и мамаши, не сумевшие уберечь новорожденных от крыс или свиней, свободно разгуливающих ночью по крестьянским лачугам [221] «Des lamies, des dracs et des apparitions», in Le Livre des Merveilles, op. cit. , p. 92–94. .

Демоны избегают некоторых кладбищ. В этом абсолютно уверен писатель и политик Гервасий Тильберийский. Своему августейшему покровителю, германскому императору Оттону IV он сообщает о чудесах, происходящих на кладбище Алискан в Арле; кладбище это издавна находится под покровительством святых мужей; первые проповедники, принесшие в Галлию Слово Божие, святой Трофим и многие южнофранцузские епископы не раз освящали это кладбище. В XII веке на древнем Арльском погосте все еще продолжают хоронить знатных вельмож и прелатов. Одних покойников везут сюда по суше — на телегах или на лошадях, других сплавляют по реке: в просмоленную бочку кладут тело и деньги, предназначенные для раздачи милостыни, а потом сталкивают бочку в воду. И каким бы сильным ни был ветер, каким бы быстрым ни было течение, бочка никогда не проплывет мимо Арля. Остановившись возле известного утеса на Роне, она разворачивается и, приняв правильное направление, плывет к нужному берегу, где волны выносят ее на сушу как раз возле священного кладбища; там ее и встречают родственники покойного, прибывшие по суше [222] «Le cimetière des Alyscamps et ceux qui у sont transposés», ibid ., p. 99—101. .