Женевьева Брюнель-Лобришон - Повседневная жизнь во времена трубадуров XII—XIII веков

Готов я, таясь обочь
Дорог, быть целью облав,
Чтоб пастухи, закричав:
«Волк!» — стали гнать меня в ночь;
Я счастлив, когда брожу
По лесу и нахожу
В траве, а не в замке ложе
И снег примерзает к коже.
Кой с кем, Цимбелин, дружу
Я ради вас, но скажу:
Дружить — не одно и то же,
Что стынуть в любовной дрожи.

Волчице принадлежу,
И если еще кружу,
То знаю: раньше иль позже —
Натянуты будут вожжи.

Зачем пою? Встает за песней вслед
Любовный бред,
Томит бесплодный зной
Мечты больной,
Лишь муки умножая.
Удел и так мой зол,
Судьбины произвол
Меня и так извел…
Нет! Извелась сама я.

А вы, мой друг, плохой вы сердцевед,
Любви примет,
Сдружившейся со мной
Тоски немой
Во мне не замечая.
Всеобщий же глагол
Вас бессердечным счел:
Хоть бы приветил, мол,
Несчастной сострадая.

Но я верна вам до скончанья лет
И чту обет
(Хоть данный мной одной!),
Свой долг святой
Безропотно свершая.
Вас древний род возвел
На знатности престол,
Мою ж любовь отмел, —
Для вас не столь знатна я.

Вы для меня затмили целый свет, —
Отказа нет
Для вас ни в чем от той,
Кто день-деньской
Все ждет, изнемогая,
Чтоб ожил тихий дол
И вестник ваш прибрел
Иль пыль клубами взмел
Скакун ваш, подлетая.

Украв перчатку, милый мне предмет,
У вас, мой свет,
Но потеряв покой,
Своей рукой
Ее вам отдала я, —
Хоть грех мой не тяжел,
Но он бы вас подвел,
Коль ревности укол
Не стерпит… та, другая…
Гласят замёты стольких зим и лет:
Совсем не след,
Чтоб к донне сам герой
Ходил с мольбой.
Коль, время выжидая,
Сперва бы сети сплел,
С ума бы донну свел,
То в плен не он бы шел —
Спесивица младая!

Ты б к Самой Лучшей шел
И песню спел, посол,
Как некто предпочел
Мне ту, с кем не чета я.

Друг Славы! Мир не гол
Для тех, кто зло из зол —
В вас холодность обрел,
Но страстью расцветая!

В моей любви — поэзии исток,
Чтоб песни петь, любовь важнее знанья, —
Через любовь я все постигнуть мог,
Но дорогой ценой — ценой страданья.
Предательски улыбкой растревожа,
Влекла меня любовь, лишь муки множа.
Сулили мне уста свое тепло,
Что на сердце мне холодом легло.

Хоть жалость и не ставится в упрек,
Но не могу сдержать свое роптанье:
Ведь не любя жалеть — какой тут прок?
Чем медленней, тем горше расставанье.
Нет, в жалости искать утех негоже,
Когда любовь готовит смерти ложе.
Так убивай, любовь, куда ни шло,
Но не тяни — уж это слишком зло!

Смерть жестокá, но более жесток
Удел того, кто жив без упованья.
Как грустно брать воздержности урок
Из милых уст, расцветших для лобзанья!
За счастья миг я все бы отдал, боже, —
Чтоб жизнь опять на жизнь была похожа
(Лишь сердце бы сомнение не жгло,
Что пошутить ей в голову пришло).

Меня в беду не Донны нрав вовлек, —
Сам виноват! Я сам храню молчанье,
Как будто бы, дав гордости зарок,
О днях былых прогнал воспоминанье.
Меж тем любовь одна мне в сердце вхожа,
В нем помыслы другие уничтожа.
Безумен я — немею, как назло,
Когда молчать до боли тяжело!

Она добра, и дух ее высок,
Я не видал прекраснее созданья,
И прочих донн блистательный кружок
С ней выдержать не в силах состязанья.
Она умна не меньше, чем пригожа,
Но не поймет меня по вздохам все же, —
Так что ж тогда узнать бы помогло,
Как властно к ней мне душу повлекло?

Но я судьбой еще наказан строже,
С той разлучен, что мне всего дороже.
Ах, и в тоске мне стало бы светло,
Лишь бы взглянуть на светлое чело!

И в Арагон шлю эту песню тоже.
Король, вы мне опора и надежа,
Да ваших дел столь выросло число,
Что в песню бы вместиться не могло!

— Дама, зачем эта пытка так зла?
— Сеньор, речь безумца мне не мила.
— Дама, молю хоть о капле тепла.
— Сеньор, бесплодным мольбам нет числа.
— Дама, немолчна моя вам хвала.
— Сеньор, я желаю вам только зла.
— Дама, тоскою душа изошла.
— Сеньор, а моя зато весела.

— Дама, утешьте последний мой час.
— Сеньор, долго ждать вам, вот весь мой сказ.
— Дама, сиявший мне светоч угас.
— Сеньор, это нравится мне как раз.
— Дама, скорбями чреват ваш отказ.
— Сеньор, разве есть любовь на заказ?
— Дама, единый ваш взор меня б спас.
— Сеньор, не должно быть надежд у вас.