Валентина Скляренко: Чингисхан

Утверждая свое господство, Великий завоеватель повсюду сеял смерть: и в степях родной Монголии, и в войне с Северным Китаем, и в походе в Среднюю Азию. Однако в мире ислама он показал себя поистине «Бичом Божьим». Хан четко придерживалея своего главного принципа: не оставлять у себя за спиной врагов. Как-то он заявил своим воеводам: «Я запрещаю вам выказывать милосердие к моим врагам без особого на то с моей стороны распоряжения. Только суровость удерживает таких людей в повиновении. Когда враг завоеван, это еще не значит, что покорен, и он будет всегда ненавидеть своего нового властелина».

Масштабы разорений и число жертв монгольских завоевательных походов были огромны, а методы истребления противника – ужасны. Есть немало свидетельств о том, что монголы не только живьем замуровывали горожан в городские стены, но и сооружали из них башни, перекладывая тела слоями глины. В мусульманских источниках зафиксировано около трех десятков случаев «всеобщей резни» при взятии городов. Зачастую вырезали и все население окрестных селений. Пленные писцы потом подсчитывали число убитых. После взятия монголами города Мерве, например, этот ужасный подсчет продолжался 13 дней! Разгромив ненавистных ему татар, Чингисхан отдал приказ поголовно вырезать представителей этой народности, оставив в живых только детей, чей рост не превышал высоту оси походной повозки. Особо упорно оборонявшиеся гарнизоны уничтожались под корень. По словам историка XIII века Джуз-джани, когда Чингисхан как-то заявил в кругу приближенных, что перебил такое множество людей, что его слава будет вечной, ему на это резонно заметили: «Если хан и его слуги перебьют всех людей, среди кого же будет жить его слава?» На что Великий завоеватель ответил: «Государей в мире много. Я творил всеобщую резню и разрушение повсюду, куда ступали копыта коней войска Мухаммеда Огузского, хорезмшаха. А остальные народы, что находятся в странах других государей, сложат рассказы во славу мою!»

Эта жестокость Чингисхана, по-видимому, исходила из психологии воина, для которого всегда на первом плане была сила, а следовательно, и военное дело. Но он вовсе не практиковал жестокость ради жестокости. В своих приказах он часто запрещал бесцельное избиение мирного населения. Так, во время похода в Персию один из его лучших полководцев, Тучагар был подвергнут строгому наказанию за проявленную жестокость к персам. Население добровольно сдавшихся городов, как правило, щадилось и облагалось умеренной данью.

Применяя террор к завоеванным народам, Чингисхан прекрасно понимал последствия такой политики. Но он считал, что этим создает возможность удерживать в повиновении миллионы покоренных жителей других стран. Тем самым он готовил психологическую почву для своих будущих завоеваний. Особенно жестоко император расправлялся с населением восставших городов и провинций в тылу своих армий. Он не мог держать там больших воинских соединений и поэтому старался жестко затушить малейшие очаги сопротивления. Однако, оценивая личность Чингисхана, необходимо помнить, что этот Великий завоеватель жил на рубеже XII–XIII веков, а эта эпоха в жизни человечества была отнюдь не идиллической. Исторические факты свидетельствуют о том, что жестокость тогда проявлялась и в европейских странах. Стоит лишь вспомнить о поголовном истреблении населения города Льежа (Лютиха) Карлом Смелым и ужасы 30-летней войны, превратившей Среднюю Европу в пустыню. Поэтому нельзя не согласиться с Л. Н. Гумилевым, который писал по этому поводу: «Жестокости, совершенные победоносными монголами, конечно, ужасны, но не менее ужасными были зверства чжурчжэней в Китае, сельджуков в Армении, крестоносцев в Прибалтике и Византии. Такова была эпоха».

Второй по важности задачей, стоявшей перед монгольским правителем после создания боеспособной армии, было устройство гражданского управления империей. Она была труднее первой. Ведь в те времена монголы еще находились на первобытной ступени развития культуры. Монгольский народ даже не имел своей письменности. Сам Чингисхан не знал ни одного языка, кроме родного. Но при этом с присущей ему прозорливостью он смог оценить великое значение письменности и найти наиболее подходящий источник для создания монгольского письма. Он решил использовать с этой целью достижения уйгурской цивилизации. Уйгуры по духу были очень близки кочевникам, у них были сходные с монгольскими традиции и предания. Усвоение монгольской знатью уйгурской культуры не отрывало ее от своего народа и не подрывало в ней преданности степным обычаям.